— А ты иди огородами.

— На огородах сейчас людей больше, чем на улице.

— Тогда через выгон, там никого нет. Да и не молодой уже, чего стесняться? Невесты твои уже замуж повыходили.

— Ладно…

— Поклон передавай от всех нас да распытай, как она там, — наказывала Романовна Ивану вдогонку. Под конец укорила себя: — Самой бы мне пора сходить к ней, давно не была. Скажет, забыли все… — Вернулась в хату, заглянула к невестке: — Гень, поела б чего-нибудь?

— Не хочется мне…

— А есть надо. Откуда ж сила возьмется?

— Мне уже силы, наверно, не набрать… — Генька помолчала. — Мама… Я вот хотела вас попросить о чем…

— О чем же?

— Если я умру…

— Ишо што выдумала! — закричала на нее свекровь. — Ты об этом не думай и не балакай! Не накликай сама на себя беду. Словами такими не бросайся, они ведь, слова-то, тоже силу имеють. Раз, да два, да три сказал — глядишь, они делом оборачиваются. Особенно если на што плохое. Может, они так же и на хорошее откликаются — не знаю… Мы, наверно, не замечаем. А на плохое они быстро отзываются, это я уже и сама знаю. Так што ты об плохом не думай.

— Да мне теперь о чем ни думай…

— Опять!

— …Иван женится, приведет другую… Дак вы детей-то берегите, чтоб она не обижала их. Иван — сам суровый к ним, а если еще и она…

— Кто она? Кто она? Ты о чем думаешь? Ой, горе мое!.. Не надо, дочка, об этом… Может, на солнышке посидишь? Пойдем на двор, там хорошо, весна цветет. А?

Генька согласилась, и свекровь обрадовалась ее согласию, помогла ей встать, одеться, вывела на крылечко.

— Ну, гляди, как хорошо на белом свете. Сады зацветают, птички поють. А ты? Это мне надо уже собираться туда.

— Ну да!.. — не согласилась Генька. — Вам рано.

— А тебе приспело?

Генька улыбнулась: