— Анютка Конюхова.

— Это какая? Не бригадир ли Селищенской бригады?

— Она самая. Немецкая подстилка. У нее и отец полицаем служил…

— Ну, это ты зря! — отмахнулся Потапов. — Давняя клевета. Мы проверяли, помню, это дело — ничего не подтвердилось. Но как же так — Конюхова! Ее бригада первой в районе завоевала звание коллектива коммунистического труда, сама она серьезная женщина. Муж есть, дети…

— «Коллектива»! Кто ей славу раздувал? Он, все он, специально условия создавал. Это все знают и могут подтвердить.

— Погоди, погоди. Не верится мне что-то. Может, это все воображение твое, ревность?

— Хорошее воображение! Как поедет в Селище — так раньше полуночи не возвращается.

— Ну и что? Мало ли дел. Хозяйство большое. Разве в других бригадах он не задерживается?

— Я сама, своими глазами видела. На днях дело было. Идет концерт в клубе. Перерыв. Смотрю — его нет. Где? А он с ней на втором этаже в музее истории и трудовой славы закрылся.

— Ну и что? Она член правления, член партийного бюро, бригадир. Мало ли какой разговор у них был.

— Дверь была закрыта… Это что за тайны такие?

Потапов смущенно улыбнулся:

— Насколько я помню, в музее даже сесть не на что. Да и потом — в антракте, во время концерта!

— Вот в том-то и дело. Молодежь кругом. Какой пример для детей наших? Поймите, Федор Силович, я не о себе хлопочу, я — ладно, свое отжила. Я о нем беспокоюсь, о молодежи. Ведь он знатный человек, в почете, всем его в пример ставят, в областной картинной галерее бюст стоит. Ну, каково? Если это дело не пресечь, оно плохо кончится. Молодежи внушает про красивую жизнь, большую любовь, цветы всех заставляет разводить. А сам? Позор! Все в колхозе только об этом и говорят, авторитет свой растерял. Надо немедленно снимать его с работы и переводить в другое место или ее гнать вон из колхоза, — заключила Бамбизова решительно.

— Ну дела! — уже без улыбки проговорил Потапов. — Вот не думал! Хорошо, что предупредила. — Потапов поднялся.

Бамбизова преградила ему дорогу, сообщила доверительно:

— Федор Силович, я бы ни за что не пошла к вам, все взяла бы на себя и несла бы этот крест до конца. Но когда я узнала, на кого он променял, — не могла стерпеть. Все простила б, смирилась, если бы он не с ней спутался. Ведь ни рожи, ни кожи, как говорят. Как женщина — неряшливая, в одной кофте все лето ходит. Приструните его. А ее надо убрать из колхоза.

— Хорошо, хорошо. — Потапов вышел, почесывая затылок. — «Ну дела!»

В район Потапов все-таки выехал, хотя и было уже поздновато — солнце стояло над головой и припекало в самое темечко. Планы его сорвались, но отставлять их совсем он не хотел. Надо было своими глазами посмотреть обстановку и доложить в обком, посоветоваться. «Объеду — сколько успею», — решил он, садясь в машину.