Однако напрасно беспокоилась, к концу торжественной линейки подъехал Бамбизов. Он успел переодеться и побриться. На нем темно-синий костюм, белая сорочка, застегнутая на все пуговицы. Накрахмаленный уголок воротничка выбивается из-под костюма, и Бамбизов то и дело водворяет его на место. На лацкане поблескивает золотая звездочка.

Вышел Бамбизов из машины и остался в сторонке. Прошелся, похрустывая гравием. Волновался, Увидел Гришанова, подошел.

— Не могу смотреть на ребятишек спокойно, трогают они меня всегда так, что слеза прошибает. А почему: — не знаю. То ли захлестывают воспоминания детства, то ли война на память приходит, будоражит. Не пойму. А может, просто нервы шалят? А?

— Бывает, — проговорил Гришанов, с почтением поглядывая на звездочку.

— Пожалуй, это война… Даже в нашем селе сколько народу погибло! Речку немцы превратили в противотанковый рубеж. Он еще и сейчас виден, этот рубеж, — угловатый уступ берега, заросший травой. Ребята бегают по нему и думают, наверное, что это сделано людьми для удобства.

— О войне будете рассказывать? — спросил Гришанов.

— Нет, пожалуй… О войне тебе бы в самый раз им рассказать? А? Да говори мне, пожалуйста, «ты», сколько можно! Ведь мы и по годам-то почти ровесники, разница-то небольшая.

— Трудно мне, — зарделся Гришанов. — Привык: субординация.

— Отвыкай! Какая тут субординация! Если так — так ты начальство, а не я. Отвыкай, ни к чему.

Хорошо Гришанову было с Бамбизовым. Уютно так, человеком себя чувствовал: обида от неожиданного увольнения из армии притупилась. О Бамбизове рассказывал Сякиной с восторгом. Но та не поддержала его.

— Сразу сказывается долгая служба в армии, отстал ты от реальной жизни, Гришанов. У Бамбизова в словах много демагогии, да и в делах — не меньше ненужных загибов, экспериментов, вредящих общему делу. Учись разбираться, что к чему. В селищенской бригаде был?

— Да, — насторожился Гришанов. Понравилось ему там — живо идет дело. Бригадир Конюхова Анна — тоже понравилась: толковая женщина, боевая и интересная, недаром к ней приревновывает председателя Ольга Тихоновна.

— Ну? И что?

— Хорошо…

— Хорошо! — воскликнула Сякина. — А ты понимаешь, что это такое — поставить звенья на хозрасчет? Понимаешь, до чего мы можем докатиться?

— Так сейчас же это поощряется.

— Что поощряется? Перевести на хозрасчет большое, крупное хозяйство — это одно. А мелкое звено? Так мы можем дойти до того, что каждого колхозника посадим на хозрасчет. А это что? Единоличник!

Да, опростоволосился Гришанов, проморгал такой загиб. Мало того что проморгал — восхитился, одобрил.