13 ноября 2001 г. моджахеды без единого выстрела взяли Кабул, который покинули пять лет назад. На этот раз обошлось без насилия – в первую очередь потому, что отсутствовала группировка Хекматияра («инженер Гульбеддин» прятался от «Талибана»* в Иране). Боевики вели себя хорошо, и счастливые горожане высыпали на улицы. Все думали, что война закончилась. Мулла Омар и его сподвижники затаились в родном Кандагаре, но уже 7 декабря они пересекли «линию Дюранда» и растворились в толпе беженцев.
Глава 23 Глас народа
Глава 23
Глас народа
Когда твое лицо скрыто от меня, подобно луне в темную ночь, я проливаю звезды слез, но ночь моя по-прежнему темна, несмотря на весь этот звездный блеск.
На первый взгляд, патриотичные афганцы, сражавшиеся с шурави, вели национально-освободительную войну. В действительности джихад наслоился на исторические конфликты внутри афганского общества. Афганские коммунисты были не просто марионетками СССР – они были Городом. Моджахеды были не только антикоммунистическими «борцами за свободу» – они были Страной.
Афганская война стала продолжением кампании, развернутой консервативными мусульманами против Амануллы в 1920-х гг. Она возобновила ожесточенные споры о вестернизации, образовании, правах человека и роли женщины в социуме. Впрочем, это была не только война между светским модернистским импульсом и исламом. Политическое доминирование пуштунов считалось данностью с тех пор, как в 1747 г. страну возглавил пуштунский монарх Ахмад-шах Дуррани – но моджахеды встряхнули Афганистан, и на поверхность выплыл старый вопрос о властных отношениях между разными этносами и национальностями. Когда Ахмад Шах Масуд сражался с советскими солдатами, он бился не только против СССР, но и за таджиков. Хазарейские ополченцы воевали как хазарейцы, узбекские – как узбеки. Захват талибами Кабула (1996) ознаменовал победу пуштунов над другими этническими группами, но в пуштунском обществе он стал триумфом южных пуштунов-гильзаев по обе стороны «линии Дюранда» над утонченными северными соперниками – аристократами дуррани. Старый Афганистан взял верх над новым; деревня одолела столицу; Страна победила Город. Эмансипация афганских женщин была прекращена, реформы Амануллы – мертвы. Все, что построил клан Дост Мухаммеда, лежало в руинах. Даже Кабул уже не считался центром. Кандагар представлял собой цитадель «Талибана»*, Герат снова был в игре, Мазари-Шариф являлся столицей независимого Дустумистана на севере, а большую часть Афганистана контролировали автономные полевые командиры. На юге и юго-востоке размылась граница с Пакистаном. Афганистан развалился, словно карточный домик, – он не был государством, его с трудом можно было назвать страной; он снова превратился в территорию.