Впрочем, Исламабад не помог бы США, даже если бы захотел, потому что Пакистан уже не контролировал «Талибан»*. Вскармливая талибов, пакистанские силовики думали о собственных интересах. Они мечтали иметь в Кабуле марионеточное правительство, через которое можно было контролировать внешнюю политику Афганистана. Взамен Исламабад позволил бы «студентам» осуществлять какую угодно внутреннюю политику. Но пакистанские архитекторы «Талибана»* кое-чего не учли. Они проигнорировали влияние, которое талибы могли оказать на разочаровавшихся мусульман Пакистана. Они не заметили, что «студенты» были не только исламскими фундаменталистами, но и пуштунскими националистами – а в Пакистане проживали миллионы пуштунов. Они упустили из внимания то, что талибы могли наладить тесные связи с пакистанской оппозицией – и стать для нее ближе, чем офицерская верхушка, правящая из Исламабада. «Талибан»* привечали политики-исламисты; контрабандная мафия, действовавшая через «линию Дюранда»; имамы мечетей, имевшие большой авторитет у своих бедных консервативных прихожан; деревенские муллы, которые ругали светские ценности; базарные торговцы и племенные вожди в приграничных областях вроде Вазиристана. А почему бы и нет? Они говорили с талибами на одном языке, они имели общую пуштунскую культуру и нередко принадлежали к родственным племенам. Пакистан направил талибов в Афганистан – но талибы вернулись, разрушая пакистанское общество. К 1999 г. руководители армии и спецслужб поняли, что создали монстра, – но было слишком поздно. Граница между двумя странами исчезла; территория Пакистана от Карачи до Кашмира кишела талибами. Низшие и средние чины вооруженных сил и «ISI» являлись сторонниками «Талибана»* в той же мере, что и пакистанцами.

В США импичмент Клинтону не состоялся, но в свете сексуального скандала и обвинений в домогательствах его Демократической партии пришлось срочно укреплять электоральную базу – то есть бороться за симпатии женщин, обладающих правом голоса. Политическая необходимость вынудила Белый дом прислушиваться к новому мнению о «Талибане»* – американские феминистки узнали, что «студенты» угнетают афганок. Пока в прессе муссировались интригующие сведения о природе пятен на платье Моники Левински, кабульское «Радио Шариат» с гордостью рассказывало, сколько сотен женщин ежедневно избивают на улицах за то, что они «недостаточно покрыты». Феминистические организации начали активно транслировать информацию о «Талибане»* – и в целом картина выглядела не только чудовищно, но и убедительно. Фонд феминистского большинства распространял в интернете электронное письмо, содержащее леденящие душу факты о действиях талибов; это письмо стало первым в истории «вирусным» контентом и ввело в оборот термин «гендерный апартеид».