Тама была цементом, который скреплял во мне трещины и не позволял развалиться на части.

Маяком во время шторма. Парусом, под которым я шел вперед.

Тама была для меня всем.

Я валюсь на нары и слушаю, как храпит мой сокамерник. Он спит, поэтому я могу реветь и не бояться, что об этом узнают другие.

Потому что здесь, чтобы выжить, нельзя показывать слабость. Надо быть наготове, заковаться в броню, защищаться мечом. Бить первым, уметь держать удар.

И все же я скучаю по Таме. По ее коже, взгляду, рукам, улыбке, звуку голоса. Я закрываю глаза и представляю, что обнимаю ее. Но картинка сразу же сменяется – вот она с Тристаном, и сердце у меня холодеет.

Сколько я без нее здесь продержусь?

Я стискиваю зубы, сжимаю кулаки. Я бессилен, опустошен. Я утыкаюсь лицом в подушку, чтобы никто не услышал моих криков, моей ярости, моих всхлипов.

Проходят часы, мое отчаяние усиливается.

Посреди ночи я вижу привидение. Оно похоже на Таму, ловит меня в свои сети. Протягивает руку, зовет нежным голосом. Обещает золотые горы.

Обещает забвение.

Ни Даркави, ни Тамы, ничего.

Ни боли, ни предательства, ни унижений.

Больше не будет ребенка, которым я был, больше не будет взрослого, которым я стал.

Я понимаю, что я всегда желал смерти. Что шел к ней всю жизнь. Когда брал в руки оружие, когда грабил банки и инкассаторские машины.

Я всегда хотел умереть.

И теперь у меня осталось только одно желание. Принять смерть.

* * *

Я сижу в шкафу, меня трясет. Мне нечем укрыться, и холод пробирает меня до костей.

Шкаф – два или три квадратных метра. По обеим его сторонам располагаются полки с бесконечным количеством коробок. Выключатель – снаружи, поэтому я сижу в полной темноте. Над дверью есть небольшая щель, и когда Грег включает в коридоре свет, в моей камере становится хоть что-то видно.