– Что случилось, Фрида?

Она ответила не сразу, немного погодя, глядя на него почти с жалостью своими замечательными желтыми глазами:

– Друг мой, несмотря на мое великое желание помочь вам, я решила, что не должна видеться с вами ни сейчас, ни когда-либо впредь.

– Что?! – От растерянности он едва мог вымолвить это слово. – Но почему? Вы обещали. Я рассчитывал, что вы уложите фарфор.

– Фарфор, – презрительно повторила она. – А зачем? Вам он теперь не нужен. Вы больше никогда его не увидите.

– Но я… Мне нужна ваша помощь и в другом.

– В таком случае я не должна ее предоставлять. – Не переставая сверлить его взглядом, она медленно покачала головой из стороны в сторону. – Мне и так слишком больно. Лучше, как вы говорите, оборвать все разом.

Наступила тишина, он все подыскивал слова, однако на ум ничего не пришло, кроме «почему», но это он уже говорил. Тогда она продолжила с прежней торжественностью, словно предрекая судьбу:

– Друг мой, дорогой друг, мое чувство к вам, а оно гораздо глубже, чем вы подозреваете, увело меня в сторону. Я женщина и, как слабое существо, покорно решила помочь вам. Но вчера, на приеме, где собрались все ваши друзья, я увидела, что совершила ошибку, огромную ошибку. Мы все в смятении, все одного и того же мнения о вас.

– Премного всем обязан за заботу, – пробормотал он, уязвленный, что послужил предметом обсуждения, – но я не понимаю, чем удостоился такой чести.

– Зато они понимают! – Ее слова хлестнули, как бичом. – Все в один голос говорили о вас – человек всю жизнь работал, добился блестящих успехов, разбогател, обзавелся хорошими друзьями и прекрасным домом. И вот этот немолодой уже мужчина бросает все ради какой-то идеи, настолько дикой, что даже ваш мистер Стенч сказал со своей отвратительной улыбочкой, что вы откусили больше, чем можете прожевать.

– Я благодарен мистеру Стенчу и остальным, – язвительно произнес он, – но я сам знаю, что делать.

– Разве? Сейчас вы так заняты, так одержимы идеей отъезда, что не читаете и даже не слушаете новостей. Вчера мистер Стенч рассказывал нам – об этом только что стало известно, – что в другом городе, Калинде, который расположен очень близко от мест обитания вашего Уилли, орды этих самых дикарей, вооруженные горящими стрелами и ножами, ворвались в бельгийскую миссию и поубивали всех, кто был внутри. Но не просто поубивали, вначале изувечили, отрубив им руки. Мой бог, когда я думаю о ваших руках, таких прекрасных и чувствительных, которыми я всегда восхищалась, и представляю, как разбушевавшийся дикарь отрубает их топором, разве удивительно, что у меня, как и у остальных, сердце разрывается на части?