– Родная моя, – сказал Роман. – Ты родная моя.

Он произнес это растерянно и твердо. Редкостный человек. Журавль, спустившийся с неба в ее объятия.

– И ты.

Она не находила собственных слов. Но то, что он ей говорил, принадлежало им обоим, и его слова были сказаны все равно что ею. Произнеся их, Соня коснулась его плеча, провела по его скуле краем ладони. Ладонь помнила его. Непонятно, как такое возможно, но этим, конечно, и объясняется молниеносность их сближения.

– Я не знаю, что могу тебе дать, – сказал он.

– А я знаю. Себя.

– Думаешь, это дар великий?

– Уверена.

– Что ж, это я тебе обещаю. Но в остальном – теряюсь.

– Почему?

– Может быть, тебя раздражает забота.

– Твоя обо мне?

– Или твоя обо мне.

– Я о тебе совсем еще не заботилась, – улыбнулась Соня.

– А в больнице?

– Да, в больнице, конечно. Нет, меня совсем не раздражает забота о тебе. И твоя забота обо мне не раздражает тоже. – Соня прижалась щекой к его плечу и, с удивлением прислушиваясь к этому незнакомому ощущению, сказала: – Я чувствую себя в безопасности.

– И я.

Он чуть свел руки, и она оказалась прижата к нему еще теснее. Хотя казалось, что теснее невозможно. Видимо, ей предстоит еще много открытий такого рода. Соня зажмурилась от предчувствия этого. Потом открыла глаза и сказала:

– Ты есть хочешь, наверное. Ты же домой шел. С работы? И не дошел из-за нас.

– С работы, – подтвердил он.