То, чего она боялась, напомнило о себе. Ребенок, оказывается, уже жил в ней. Ребенок, брошенный отцом еще до того, как увидит свет. Нет, ни его, ни ее в обиду, конечно, не дадут. Отец, Прокоп, Кира, Евген защитят. Но и они, скорей всего, будут смотреть как на опозоренную неудачницу. Жизнь пойдет не так, как у всех, а некой кривой стежкой.

Неудачница! Это, может быть, больше всего оскорбляло и тогда, когда провалилась при поступлении в Политехнический. Было невыносимо при одной мыели: придут знакомые, начнут сочувствовать и как бы между прочим сообщат, что «Галя письмо прислала. Пишет — учится хорошо. Нравится ей Москва…» А теперь и того горше!

Доклад делал начальник участка. Говорил долго, как человек, у которого не было времени подумать, что сказать, и смотрел не на комсомольцев и гостей, а на Михала Шарупича, точно отчитывался перед ним. После песен и смеха перед собранием все это было особенно заметно. Докладчик сам понимал, что получается неважно, не хватает фактов, и потому искал спасения в том, что без меры хвалил всех, а затем неожиданно предложил присвоить бригаде Свирина звание коллектива коммунистического труда.

— Будем дружить с нашими славными воинами! — призывал он.— Будем учиться у них дисциплине! Будем расширять ряды ударников!

Услышав предложение начальника участка, Кира, которой поручили вести собрание, оживилась, и, хотя не нужно было никого успокаивать, радостно застучала карандашом по столу.

— Теперь давайте вы, товарищи! — попросила она.

Заскрипели скамейки.

— Начинай, Прокоп! У тебя интересней выйдет…

— Не такой уж и рай в нашем цеху. Крой, как есть.

— Но-но, не больно ты там! И прибедняться незачем.

— Ничего не попишешь, формовщики по салу и хлебу есть еще в наявности.

— Сколько малый конвейер вчера простоял? Почему?

— Гостей хоть не пугайте!

— А где механизация, которую обецанкой-цацанкой зовут?

— Кира! Приветствуем вашу бригаду! Мо-лод-цом!..

Лёдя любила такую словесную перепалку, после которой разгорались горячие споры. Что-то близкое, свое было во всем этом, и, слушая выкрики ребят, она немного приободрилась. Даже тревоги, сомнения показались чуть ли не фантастическими.

— Правда, Прокоп! Наша бригада золотая,— сказала она.

— Нет, пока еще серебряная,— отозвался тот, хотя видно было, что в душе тоже доволен. Ноздри его раздулись, начали вздрагивать. Нетерпеливо приподнявшись, он хлопнул по коленкам и всем корпусом подался вперед. Ему явно захотелось вмешаться в бучу, выступить.

— Неужели присвоят? — более уверенно обратилась к нему Лёдя.— Красные косынки наденем тогда с Кирой. Правда, Прокоп?