Тивар и домочадцы с Ходдегарда помогли мне переправить Вингура на борт. Мы сделали так: Хальвар, Эйстейн, Бьёрн и другие дождались прилива и подвели корабль к самому берегу, а с отливом я вывел Вингура к кораблю и поставил его у борта. Затем подложил несколько шкур ему под брюхо и грудь, мы обвязали его веревками, а концы перекинули через рею. Шесть человек потянули за веревки с другой стороны, и так мы смогли поднять Вингура на борт.

Три дня и две ночи мы стояли на якоре и ждали товарищей, сошедших на берег. Когда они наконец вернулись, оба вели жен и детей – двух мальчиков и трех девочек, – да еще прихватили лохматую длинноногую гончую, кринку с выдержанным мёдом и ворона в клетке из лозы. Мы приняли на борт их всех – мужчин, женщин, детей, животных и мёд, а Фенрир тут же подскочил и начал увлеченно обнюхивать гончую, обнаружив, что это сука, пока она не оскалила на него клыки.

Я не брался за рулевое весло, пока мы не вернулись в пролив между Фюном и Зеландией. На корме сменялись воины из Йомса, а я пытался привыкнуть к мысли о том, что этот огромный кнорр – мой. Но теперь, когда мы доплыли до Рёнеса и вдали появились корабли, Хальвар подошел ко мне и сказал, что будет лучше, если я встану к рулю на последнем отрезке пути.

Я подошел к корме и положил руки на румпель, отполированный многими прикосновениями. Быстро почувствовал движение моря и ритм корабля, ощутил дрожание палубы под ногами и ветер, надувающий парус, и на меня снизошло удивительное чувство: хотелось кричать от радости, ведь теперь у меня есть собственный корабль, все мои близкие здесь, вместе со мной, у нас есть пища, вода и все, что может понадобиться, и мне больше не надо бояться Олава или его людей. Но я промолчал, а Бьёрн, сидевший у мачты, встал и подошел ко мне. Так мы и стояли рядом на корме моего корабля.

Когда мы приплыли к Рёнесу, половина кораблей уже снялась с якоря. Свейн еще оставался со своими людьми, но норвежцы и Олоф отплыли накануне. Мы встали на якорь под прикрытием мыса и развели огонь в жаровне, чувствуя дыхание холодного осеннего ветра.

Весь тот вечер Сигрид сидела рядом со мной. Я накинул одеяло на нас обоих и обнял ее; долго мне казалось, что она спит. Но когда все на борту улеглись, а костер догорел, оставив лишь тлеющие головешки, она спросила, куда я собираюсь плыть. Я ответил правду, мол, сам еще не знаю. Может, в Исландию. Может, еще дальше на запад, если погода будет держаться. Тогда Сигрид спросила, неужели я и вправду поплыву в неизведанные моря на поиски этой земли, которую назвали Винланд? Я не мог ответить, и тогда она попросила, чтобы я пообещал: куда бы ни лег наш путь, сначала мы поплывем на Оркнейские острова. Ей нужно повидать мать. Ей нужно рассказать, что она ждет ребенка.