– Так говори. Я, вроде, не мешаю.

Из автобуса, кажется, совершенно не касаясь земли, вылетали крепкие широкоплечие мужики в чёрных масках и бронежилетах с золотистой нашивкой «ОМОН». Варя пошатнулась и пискнула, когда её рванули за волосы назад. Папа плотно сжал губы, поднял голову к небу. Варя посмотрела на небо вслед за ним.

День сегодня был солнечный, ясный, непозволительно тёплый для зимы – Варе было совсем не холодно без перчаток, в распахнутой куртке, без шапки и со сбившимся набок шарфом. Она просто не чувствовала ничего, кроме страшного желания прижаться к папе, уткнуться носом в его плечо, зажмуриться и забыть обо всём.

И желания жить.

Варя шумно втянула носом воздух и громко всхлипнула. Раз. Другой. Она зажмурилась и до крови закусила губу: нужно было терпеть. Не плакать, не раздражать и не пугать слезами. Не здесь. Не сейчас.

– Тебе нужно решить проблему с Шахом, Семён? – папа говорил ровно и спокойно, словно вёл пресс-конференцию. – Решай. Я знаю, что ты работаешь с ним до сих пор, и верю – слышишь, Семён, я тебе верю! – что он мог тебя обмануть. Я пришёл не от него и мешать не собираюсь.

– Тогда почему ты и твои бойцы тут?

– Потому что дочь мою не надо было трогать.

Папа отвёл тяжёлый взгляд от Зимина и посмотрел на Варю. От его обеспокоенно-заботливого взгляда захотелось плакать ещё сильнее, и Варя адскими усилиями заставляла себя сдерживаться: думала о кофе, об алгебре и о поцелуях с Филом на морозе. А он рядом едва дышал через рот, так что его грудь почти не вздымалась. Папа продолжил говорить, чуть похрипывая не то от усталости, не то от волнения:

– Ты знаешь правила, Зимин. Трогать детей и женщин – не по понятиям. Когда есть проблема, то она решается лично, тет-а-тет. Помнишь?

Папа укоризненно покачал головой, как учитель, отчитывающий первоклассника. А Зимин рассмеялся. И в его смехе Варя уловила нотки какой-то болезненной истерии; холодок пронзил позвоночник, а потом сдавил грудь, так что стало трудно дышать.

– Ты так и застрял в своих девяностых, Олег! Понятия изменились! Ты разве не заметил, что на дворе уже не девяносто восьмой, а девятнадцатый год двадцать первого века? Всё по-другому.

– Но я по-прежнему порву за дочь. Ты знаешь об этом, Семён… – в голосе папы звякнул металл, которого Варя всегда боялась. – Тебе нужны эти проблемы?

Зимин помедлил. Очевидно, этого позвякивания стали в голосе отца боялись все. Зимин тихо выдохнул, а потом взвёл курок и с уверенностью победителя выкрикнул:

– А ты не думаешь, что я сейчас просто выстрелю в неё, чтобы избавиться от проблем?