«Зато чистые», – слабо утешила себя Варя и тяжело поднялась. На полу валялась вчерашняя одежда, игрушки, рюкзак – абсолютный хаос, которого не должно быть в комнате девушки. Покачав головой и на ходу схватив с книжной полки расчёску, Варя прошаркала к шкафу-купе. Тяжело расставив руки по обе стороны от центральной двери с высоким мутным зеркалом, посмотрела на девушку в нём. Она сильно отличалась от вчерашнего отражения. Какая-то мрачная, измученная: на коленях проявились синяки, щёки покраснели и шелушились, под глазами пролегли огромные тёмно-лиловые круги, верхние веки припухли, у носа вспух омерзительный прыщ, а неровные концы некогда длинных волос болтались чуть ниже плеч.

Вчера она никак не могла оттереть волосы от человеческого жира, от мерзкого запаха ментола и пороха, хотя намывала их разными шампунями и маслами – они просто не хотели очищаться. Варя с ужасом поняла, что совершенно не помнит, как решилась на стрижку: ножницы, волосы, щелчок… Варя мотнула головой: какая разница, как это случилось, если ей стало легче! Хотя, конечно, причёска была далека от совершенства.

– Ну и рожа у тебя, Шарапов, – прохрипела, проведя ладонью по лицу.

«Улыбнись тому, кто сидит в пруду!» – зазвучал в мыслях мамин ответ на эту Варину излюбленную фразу. Варя покорно приподняла уголки губ. Отражение действительно стало чуть более дружелюбным и менее замученным.

– Так и с ума сойти недолго, – переодевшись в длинное синее трико и любимую бордовую толстовку, Варя побрела в ванную.

В квартире было тихо: мама только летела домой, а папа ещё спал.

Проснувшись окончательно, Варя небрежно затянула волосы в шишку, чтобы не мешались, и принялась крутиться по кухне. Чайник, бутерброды, посуда, яблоки, тесто – не останавливаться, не зависать, чтобы порадовать маму вкусненьким пирогом и чистым домом.

– Доброе утро, – широко зевнул папа, на пороге кухни натягивая серую футболку с эмблемой местного хоккейного клуба, – уже готовишь?

Варя немногословно кивнула, осторожно нарезая предпоследнее яблоко. Папа скрылся в ванной. Перед глазами вдруг промелькнуло воспоминание тёплых ладоней Фила, накрывающих её руки и направляющих нож. Осторожно, бережно, с трепетным дыханием у самого уха. Правда, тогда было не утро, а вечер, а в руках не яблоко – картофель. Нож сорвался, полоснув по пальцу.

– Блин! – Варя резво отдёрнула руку и прижала палец к губам.

– Порезалась? – спросил папа, хлопая дверью ванной.

Варя сперва кивнула, а потом отрицательно мотнула. От внимательного папиного взгляда вдруг бросило в жар и замутило. Слёзы сами потекли из глаз. Папа поставил свою любимую кружку на стол и крадучись подошёл к Варе. Она стыдливо отвернулась.