Ночь, действительно, была холодная. Но все слишком устали; ругаться и спорить уже никто не мог, все попадали на разбросанную по земле гороховую солому и заснули как убитые. Было ещё темно, когда все проснулись от холода и, чтобы согреться, забегали по сараю, гоняясь друг за другом вместе с русскими солдатами, ругавшими на чем свет стоит своего полковника.

Кто-то, обнаружив за двором лес, предложил развести костёр. Человек двадцать побежали за дровами и притащили в сарай обломки стволов, ветки и корни. Развели огонь, все уселись вокруг него и начали рассуждать о своём положении и ругать Россию. Вдруг откуда-то из темноты раздался голос, явно незнакомый:

— Да, братцы, я исколесил весь свет, но таких порядков, какие здесь, ещё нигде не видел. Порко дио[17]. Ох, что я перенёс в этих окопах!

— Ты правильно говоришь, дружище, — согласился Швейк, — но скажи-ка, голубчик, откуда ты между нами взялся? Раньше я тебя в роте не видал.

— Ты меня и видеть не мог, — ответил незнакомец, — я работал в той роте, мимо которой вы проходили; ну понравились вы мне, я и пристал к вам. — Человек заметил, что все им заинтересовались, и продолжал: — Ничего во мне особенного нет. Собака как собака, оборванец как оборванец, пленный как пленный. У нас был, братцы, большой город. Хлеба не давали по неделям, а о сахаре мы уже и забыли, каков он с виду. Так вот я и решил: дай с этой ротой допытаю счастья! Если мне не понравится — пойду дальше. Так я и путешествую вот с зимы, но хорошего ещё ничего не видел,

— А ну-ка, приятель, выйди, — попросил Горжин, — пусть на тебя все посмотрят, по словам-то видно, что ты неплохой.

Незнакомец встал и вошёл в полосу света. Оборванцем назвать его было нельзя, так как его одежда была покрыта тысячью заплат. Маленькие, большие, разных цветов и из разной материи заплаты лежали одна на другой. В других отношениях это был обыкновенный человек, ничем от остальной массы пленных не отличавшийся. Его своеобразные заплаты, возбуждающие любопытство, скорее говорили о его уменье приспособляться к обстановке и остроумии.

— Первое время я тоже ходил разбитым, как турецкая шлюпка, ну а потом помаленьку стал справляться. Братцы, эта война будет продолжаться не менее десяти лет. Это убийство кончится тем, что не будет ни картошки, ни грибов, ни иголок, ни ниток, нельзя будет нигде достать куска бумажной материи или куска кожи. Люди будут ходить босыми, как собаки, а на рёбрах будут играть, как на фортепьяно. Тот, кто в состоянии будет прикрыть свою наготу мучным мешком, тот будет считаться аристократом, и тогда…