— Доброго пути тебе, Елица, — Вышемила замялась на миг, но всё же обняла её порывисто.

А после отошла, вернулась под взор отца, который тоже провожать княженку вышел. Чтибор скоро собирался возвращаться в Логост вместе с дочерьми обеими. Подошёл сказать пару слов в путь и Доброга. А за ним Осмыль — как Елица вернётся, его здесь уже не будет.

Каждого она благодарить хотела за то, что сделали они, что сумели сплотить остатки Велеборского войска и прогнать захватчиков. Да столько раз она это сделала за последние дни, что уже неловко было повторять.

Скоро и выехали из ворот. Да вновь зародилось в душе чувство, что по кругу их с Леденом Макошь водит. Вот и снова легла дорога в Радогу. Снова вместе, да теперь не врагами, которые лишь по необходимости одной вынуждены были рядом ехать — а теми, кто жизнь связать решил друг с другом. Будто хотела Мать, чтобы поняли они многое на дорогах этих, осмыслили. Воспитала она детей своих, вразумила — и отправила к началу, чтобы избавились они от последних преград там, где рухнули первые. В тот миг рухнули, как решила Елица идти в лес — искать пропавшего княжича.

Волновалась она, конечно, что Радим от обиды большой не пожелает её отпускать. Что встанет на сторону сына Остромир, а там и вся Радога: хоть дела семейные надо бы внутри решать. Да уж убедилась Елица, что люд, коли хочется ему сильно, в любое дело личное вмешается. А там худом обернуться может. Но старалась она мысли такие от себя прочь гнать — даже Ледену о том не рассказывала. Да он, кажется, чувствовал всё, все тревоги её. Каждый раз, как прикасался, как удавалось им хоть единое мгновение наедине побыть. А это гораздо труднее стало: кметей кругом много. Да ещё Мира глазастая, заботливая дюже, словно решила в деле этом обязательно переплюнуть Вею.

Мелькали веси знакомые, то дождь мочил хвосты лошадям, то Дажьбожье око опаляло взором своим неподвижным — и скоро уж Радога показалась впереди, укрытая мехами лесистых холмов и гор старых, что стояли стражами по берегам реки и в чаще непроглядной. Елице и вовсе дурно делалось последние дни от волнения. Уж сколько она препон пережила, а эта казалась ей самой трудной. Схватывало порой недомогание, да усиливалось с каждым днём. А нынче совсем худо было — аж в седле качало. И взор Ледена тревожный не сходил с Елицы, окутывал, поддерживал будто. И предательски хотелось в повозку попроситься к Мире, да она держалась, уговаривая себя, что скоро будет отдых хороший. Всего до околицы доехать осталось и до избы Остромира.

Скоро и завиднелась она впереди, как проехали через весь людную до серёдки самой. Да староста уже прознал обо всём, как и всегда. Языки быстрые донесли споро, что вновь пожаловала княженка к его порогу. Но вышел первым из сеней не он — Радим. Быстрым шагом, словно и бежать уж хотел, но едва удержался. Пронеслось разочарование по его лицу, как увидел он, что помогает Елице спешиться Леден. Видно, ждал, что приедет она виниться и прощения просить за то, что увидеть ему довелось.