Мисаки не просто так скрывала свою историю сражений под половицами кухни, жестокость была неприличным хобби для благородной леди, и ее муж запретил разговоры о ее времени за морями. Но если приличия и послушание заставили ее забить доски, что-то сильнее держало их на месте, глубокий стыд.

Но, даже если бы она была мужчиной с чистой кровью и огромной силой, она не была бы бойцом, с которым захотел бы быть уважаемый Мацуда. Мечники Такаюби были благородными, встречали врага в лицо в открытом поле, их репутацию поддерживали мощь и дисциплина. Мисаки была слабой, нападала из засад, редко давала жертвам чистый бой. Потому что в чистом бою она проиграла бы.

Такое оскорбило бы настоящих коро. Люди, которые знали, кем она была, смогли ее простить… но она сомневалась, что такое можно было прощать.

— Сецуко, лучше… не смотри, что я собираюсь сделать.

— Я не боюсь, — соврала Сецуко, но от еще одного грохота она вздрогнула. — Я р-резала много рыбы, вряд ли кровь фоньяк выглядит иначе.

— Не в том дело. Я не хочу, чтобы ты видела… меня, — не такой, какой она была на самом деле. Какой она станет, когда Сираденья вкусит кровь. Люди, рядом с которыми она билась в прошлом, сдерживали ее, не давали поддаться желанию убивать, но если придётся убить…

— Я не понимаю.

— Ты… — слова застряли в горле Мисаки, она сглотнула. — Ты думаешь, что я хорошая, — она коснулась ладоней Сецуко. — Это спасло мою жизнь.

— Что?

— Я не признавалась в этом, ведь я гордая и глупая, — и время было на исходе. Мисаки быстро моргала. Не время для слез. — Ты спасла меня. Я верну долг, но мне нужно, чтобы ты поверила мне и спряталась.

Сецуко медлила миг. А потом кивнула, сжала руку Мисаки и склонилась. Их лбы на миг соприкоснулись в выражении тихой поддержки. А потом они разошлись, Сецуко побежала к подвалу, а Мисаки повернулась к угрозе. Она не была достойна этой семьи, но она защитит ее со всем ядом и кровожадностью, со всей своей хитростью.

Фонья ударила по дверям, ломая их. Мисаки прошла в главный зал. Она ненавидела биться с врагами лицом к лицу. Каждый инстинкт в ней кричал прятаться и устроить засаду, но ей нужно было увести солдат от Сецуко и детей, и для этого нужно было их внимание.

Двойные двери распахнулись. Дерево упало на пол, Мисаки оказалась лицом к лицу с четверыми в желтой форме — не совсем лицом к лицу. Ее тело было чуть повернуто, чтобы скрыть меч на бедре, придавая ей облик хрупкой домохозяйки. Это прикрытие в чем-то было даже лучше тени.

МАМОРУ

Гора из ржавой стала красной. Тучи, созданные фоньей, пропали, небо снова было ясной, но сиял не яркий свет дня. Закат касался уже пропитанного кровью снега, озаряя горный склон в трупах красным светом.