Ему нужно было остановить это.

Он искал брешь, чтобы схватить ее, но она была слишком быстрой, не показывала признаков усталости. Если он будет бить неидеальной Сасаяибой, ее меч отрубит ему руку. Поменяв тактику, Такеру использовал тело как приманку для ее атак, поднимая снег вокруг нее, как ловушку.

От прикосновения его ньямой обезумевший снег ответил хозяину. Несмотря на физическую силу Мисаки, ее чувство воды вкруг нее было слабее, чем у Мацуды. В смятении снега она не заметила молекулы воды за ней.

Его клинок разбился об ее, Такеру разжал ладони и потянул воду к ним широкой волной. Мисаки завизжала от удивления, когда волна накрыла ее ниже плеч. Она отреагировала со скоростью обученного бойца, бросила меч, чтобы обеими руками убрать воду с тела. Но Такеру уже замораживал жидкость, ее джийя не могла победить его. Волна застыла, обездвижив ее.

— Сдайся, — сказал Такеру, скрывая усталость требовательным тоном.

Она пронзила его хмурым взглядом, не как мечом, а как когтями, которые впивались и держали крепко, и вырваться было невозможно.

— Это было коварно, Мацуда Такеру, — прошипела она, глядя ему в глаза, пока они оба не двигались. — Я была бы впечатлена, если бы это не было признаком слабости. Я не думала, что ты — обманщик.

— Ты не уточняла условия боя, — сказал Такеру. Оправдание было неважным. Редкие бои позволяли техники, которые сковывали противника. Но условия боя джиджак не подходили для дуэлей между парами. — Я не хочу тебя ранить.

— Ранить? — холодное дыхание Мисаки все же было паром в морозной ауре Такеру. Она страдала сильнее, чем в пылу боя. — Это… — она взглянула на лед, сковавший ее тело. — Так ты пытаешься ослабить мою боль?

— Я… — Такеру казалось, что он что-то упускал. — Я не могу ввернуть Мамору, — сказал он.

— Но ты можешь быть лучше, — она хмуро глядела на него, и, Нами, ее когти не могли ослабить хватку? — Ты можешь быть лучше, чем мужчина, который не смог его спасти.

— Я буду, — пообещал Такеру. — Я не наврежу тебе больше.

— Если не хочешь меня ранить, бейся со мной, как настоящий воин, — Мисаки скрипнула зубами, рыча, — с уважением.

Такеру привык, что ньяма других теонитов падала, когда их ловил его лед. Они не могли двигаться, потому многие не могли направлять силы, чтобы влиять на мир вокруг них. Но сила Мисаки не была вокруг нее, она была в ней, давала ее маленькому телу божественную силу, пока она билась с его ловушкой. Ее боль скрежетала по нему, как когти, и ему было сложно не кривиться.

— Бой закончен, женщина, — настаивал он, словно произнесенные слова могли стать правдой от их озвучивания. — У тебя нет оружия. Сдавайся.