– Где Ян?

– Когда ты прилетела?

– Час назад.

– Ты уже решила, где остановиться? У нас освободился шикарный пентхаус...

– Андрей, хватит мне заговаривать зубы. Что происходит?

– Давай присядем. Как ты относишься к коньку?

– Пошел к черту! – не выдержав, огрызнулась Лина. – Я не собираюсь с тобой пить! Где мой муж, Старков?

– А я выпью. И тебе налью.

Андрей распахнул дверцы бара, замаскированные под медовое деревянное панно. Кисти крупно вздрагивали, лихорадочно отвинчивая пробку. Горлышко бутылки мелко выстукивало по краю бокала: толкаясь и прерываясь золотистая жидкость потекла по стеклу. Лина медленно опустилась на край кожаного дивана, над которым взбегал к солнцу каменный горный пейзаж, отливающий свинцом и суровостью, смутно припоминая в картине собственную руку.

– Не надо было приезжать, – вздохнул Старков. – Это ошибка, Василек.

– Но, я здесь.

– Да, ты здесь. И вынуждаешь меня нарушить слово.

– Какое слово? О чем ты говоришь?

– Тебе не нужно было приезжать... – Взмахом согнутой руки Старков отправил коньяк в горло.

– Андрей, где мой муж? – вскипела Лина.

– В больнице, – глядя в сторону произнес Старков. – Госпитализировали в прошлую среду.

– Что с ним?

Андрей не слышал, опустив плечи, он мотал головой, обращаясь, словно к себе:

– Там невыносимо. Все белое и зеленое. Эти люди – пациенты, такие беззащитные, зависимые и... Ян, среди них. Ты не должна была знать. Я никогда не нарушал данного ему слова. Ты вынудила нарушить. Впервые...

– Что я не должна знать? – проговорила Лина севшим голосом.