– У него... лейкоз.

Она попыталась расхохотаться, сказать, чтобы Старков перестал ломать комедию. Рот нервно дернулся, и не издал ни звука. Стеклянные бока заскользили из влажных пальцев. Андрей присел рядом, одной рукой обнял плечи, другой подхватил бокал и поднес к лицу:

– Выпей!

Алкогольные пары набились в ноздри и горло. Лина сделала глоток и, задыхаясь, закашлялась. Шаровая молния покатилась и взорвалась в желудке. Искрами брызнули слезы. Андрей держал бокал, заставляя выпить еще. Тяжело дыша, Лина слабо оттолкнула его руки. Он не настаивал. Влажно блеснув в рассеянном свете, серые глаза смотрели печально и сочувственно.

Лина отвернулась. Взгляд скользнул по кабинету Яна. Всё так живо было им: его воплощением вкуса и умеренности. Его энергия и могучая основательность в каждой детали. Захотелось завизжать. Нарушить эту гробовую тишину. С грохотом свалить со стола ноутбук, тяжёлые статуэтки; сорвать картины со стен и топтать, это все, топтать! Крушить!

Лина вскочила, приложила к пульсирующим вискам кулаки:

– Ты говоришь о... раке крови?

– Да. Хронический лимфоцитарный лейкоз.

– Вы скрывали это от меня?

– Да.

– Кто придумал?

– Ян.

Лина кивнула:

– Когда он узнал?

– Я не уверен. Думаю около семи лет назад. Последние четыре года у него была ремиссия. Он находился на поддерживающей терапии.

– Ремиссия?! Поддерживающая терапия?! – Она задрожала, слезы хлынули внезапно, как и накатила злость. – Ты все знал? Знал и не сказал мне?

– Лина умоляю, присядь. Обещаю, я расскажу все. – Андрей протянул руки, пытаясь снова обнять и усадить на диван, но она сделала шаг назад, с ненавистью бросив:

– Расскажешь, все? Ладно, давай! Я слушаю! Только смотри мне при этом в лицо!

– Не надо так, – хрипло проговорил Андрей. – Тебе не станет легче.

– Легче? – Лина недоуменно посмотрела в несчастные глаза. – Хорошо, – переведя дыхание, она резко втянула воздух: – Говори.