На лице телохранителя отразился такой страх, который Артур не встречал ни в одном из боевиков. Ни один актёр перед смертью его персонажа не смог изобразить ужас, охвативший Бартона.

Артур выбрался из воды в мгновение ока, казалось, в него вселился дух касатки. Его левый кулак оказался перед пупком Бартона, а правый поверх левого. Он приготовился потянуть резко на себя и вверх, чтобы искусственный тромб вылетел из горла телохранителя.

– Стой, – остановил его Джуан. – Пусть задыхается. Мы платим ему для того, чтобы он защищал нас, а не мы его. Его обязанность – справиться. Сейчас он должен самостоятельно разобраться с этой проблемой.

– Но он же задохнётся! – от неожиданности вскрикнул Артур. – Он уже весь красный!

– Это твой урок номер два с половиной: в тебе не должно быть никакого человеколюбия. Это абсолютно бесполезное чувство. Расслабься и смотри, как он справится с этим сам.

В нерешительности Артур сделал шаг назад, Бартон обернулся и посмотрел на него умоляющими глазами. В них была просьба, отчаяние, злость на самого себя и нежелание умирать таким глупым образом. Что-то сдвинуло Артура в сторону, и вокруг живота Бартона обвились руки Изабеллы. Она начала применять приём Геймлиха, но силы у неё не хватало, она лишь бессмысленно дёргала задыхающегося телохранителя в стороны. У Бартона была слишком мощная талия и крепкий пресс, чтобы слабые руки могли их продавить.

– Прекрати, – приказал ей Джуан, но она не послушалась. Ни один приказ не мог заставить её смотреть, как умирает человек.

«Рекорд по задержке дыхания под водой – двадцать четыре минуты тридцать восемь секунд, – вспомнил Артур слова диктора с канала про дикую природу. – Его установил пятидесятиоднолетний филиппинский дайвер Броди Мендоза».

Некоторые актёры боевиков могли задерживать дыхание на пять минут – перед этим они дышали глубоко и часто, чтобы насытить кровь кислородом. У Бартона этого времени не было, и он едва ли продержится пару минут.

С момента закупоривания горла прошло полминуты, а Изабелла всё пыталась освободить дыхательные пути телохранителя. Артур смотрел на это и мысленно повторял себе, что не будет вмешиваться. Человеколюбие – абсолютно бесполезное чувство. Слова Джуана вновь и вновь раздавались у Артура в голове, словно кто-то невидимый стоял над ним и произносил их раз за разом. Какой смысл ему сейчас спасать телохранителя? Чем ему это выгодно? Бартон не сможет отплатить за оказанную услугу, у него нет ничего, что он может дать. Значит, и спасать его не нужно.

Всё естество Артура требовало вмешаться в ситуацию, но он силой воли останавливал себя. Джуан захотел воспитать из него человека, свободного от мусора в голове, и он должен выполнять его приказы. В своей прошлой жизни, которую он не помнил, он наверняка был хорошим парнем и никому не причинял зла. Многолетнее воспитание вырастило в нём убеждение, что нужно помогать людям, и раньше он наверняка считал это положительным качеством. Это убеждение работало даже после полной потери памяти. Сейчас же он говорил себе – это недостаток и с ним надо бороться. Это было очень трудно: от бездействия на глаза наворачивались слёзы. Хотелось помочь Бартону без какой-либо ответной услуги.