Они не были сексуальными, но они были очень женственными. И очень беззащитными. И я всё думал: а где же их парни-то? Настоящие враги? Настоящая угроза?

В конце концов, я спросил об этом одного из наших парней, который служил тут раньше, но не сменился, а остался.

— Крутые монстры? — переспросил он и хохотнул. — Кончились, ковбой! Они тут быстро кончаются.

Я вскоре выяснил, что он сказал правду.

* * *

Наши дежурства продолжались по шесть часов, но и это было непросто. Из-за жары тяжело сосредоточиться, а ещё воздух… Этот запах, запах пыли, хлорки и тухлой рыбы… а в респираторе ещё хуже, потому что он за десять минут заполняется потом. Мы знали, что кислорода на Эльбе хватает для людей, но всё равно казалось, что дышать нечем. В первый день я думал, что служба здесь тяжёлая, достойная мужская служба, но лучше война, чем такой тыл.

Когда я в первый раз заступал на пост, парни как раз пытались вытащить из клетки шитти труп: один из них за ночь помер. Но его не спешили отдавать. Шитти так себя вели, что наши, кажется, несколько смутились.

Мёртвый лежал на бетоне. Рядом с ним сидели несколько шитти, неподвижно, как пластиковые или деревянные. А три их девчонки, когда наши вошли, встали и загородили его собой.

Молча стояли и смотрели. Глазища — как блюдца. Что-то жуткое в этом было: стояли, как зомби. Будто тоже мёртвые.

Хопкинс повёл автоматным стволом, отойдите, мол, но они даже не шелохнулись. И у Хопкинса на лице всё это отразилось: что стрелять нельзя, а трогать их почему-то страшно, всё равно, что поднятого мертвеца тронуть… он рявкнул:

— А ну разошлись, вашу мать!

Тогда одна из них молча, медленно подняла руку и показала Хопкинсу средний палец. Несмотря на перепонки — очень чётко.

Хопкинс замахнулся прикладом, а она и не вздрогнула. И не отошла.

И тут я впервые увидел Дока. Дока Родригеса.

Судя по форме, он был полковник медицинской службы. Судя по лицу — латинос, под полтинник, повоевавший: смуглое подвижное лицо и белая чёлка на лбу, над глазами. А глаза, как у шитти. Такой же невозможный взгляд, мороз по коже.

Подошёл и спросил:

— Что тут происходит?

— Сэр, потаскушки не отдают труп, сэр! — ответил Хопкинс. — А Хорт приказал его вынести. Яйцеголовые заберут его для вскрытия, сэр!

Док вздохнул. Знаешь, как вздыхают, когда думают, что объяснять бесполезно. И сказал девчонке-шитти, которая так и стояла, вытянув руку и показывая палец: amado, бла-бла-бла-чего-то-там.

Он не по-испански ей сказал. Он по-другому ей сказал. На языке шитти. И назвал её amado, это я понимаю, это «любимая».