Светлый фон

— Ну да, — говорю. — Приходили, но это когда ещё было. Да нелепо как-то, мля! Сами говорят: инопланетяне, инопланетяне — а сами даже в коровник не заглянули. Перепугали меня — и даром. Разве это дело, Пахомыч? Если б шельмы сюда забрались, могли бы мне коровник сжечь вместе с домом, запросто…

А Анискин на меня глянул как-то странно, сладенько и цепко.

— Да ладно, — говорит, — Ильич. Ты ФЕДовцев-то можешь за причиндалы водить, сколько хочешь, но я понимаю. Ты же в курсе дела? Припрятал потеряшек?

Я чуть со стула не упал.

— Чего?! — говорю. — Нахрена мне вывалилось? Слушай, Пахомыч, ты меня знаешь, я в жизни в политику не лез, я ничего не нарушал, я просто фермер. Я налоги плачу. Зачем мне вязаться в военные дела? Вот хоть одну причину назови: зачем?

Он зубом цыкнул и покивал с ухмылочкой:

— Ну да, ну да, такой мужичок-деревенщина с тремя высшими… Ты ФЕДовцам вкручивай. Я сразу понял: деваться им некуда, тушки не нашли. Они у тебя. Мне тут один карту показал, там чётко видно, что они бы плюс-минус на тебя вышли. Так что не надо врать, просто не надо. В твоих интересах.

Морда у меня, наверное, была искренне поражённая, потому что он прям ухмыльнулся во всё хлебало:

— Ой, Сёма… слишком большие деньги, я понимаю. Ты не подумай, я правда понимаю, не осуждаю. Мне бы попались — я бы тоже армии не отдал, а уж ты-то… Конечно, ты у нас крепких, так сказать, моральных устоев, скрепный, но сотку честный человек не украдёт, даже штуку — ладно, не будет, оставит… Но когда в руки идут миллионы — тут самый честный-расчестный не удержится, и не спорь. Неужели не подобрал бы с земли пару миллионов, если бы валялись?

— Я не лох, — говорю. — Но убей меня Бог, я не понимаю. Ну не понимаю я. Ну назови мне хоть одну причину, из-за которой мне рисковать, красть инопланетян… Ну вот украл — и куда? Это ж чемодан без ручки! Даже если б они вдруг гадили чистым золотом — куда я это дену? Я ж немедленно нарвусь, да так, что тюрьма покажется курортом!

И тут Анискин расцвёл, как майская роза.

— Ну до чего ты правильный мужик, Ильич! — говорит. И по руке меня этак потрепал, начальственная ласка. — Цены тебе нет. Умный, хозяйственный и никогда горячку не порешь. Это конечно, деть тебе некуда, факт. Мигом засыплешься. Тут каналы нужны серьёзные, не твоим чета, тут без связей ничего не сделаешь. Вот я и говорю: возьми меня в долю. Потому что я знаю, куда. И мы вместе поднимем столько бабла, что ты этот засранный коровник забудешь, как страшный сон. Уедешь из этой глухомани, внуки будут учиться в приличных местах, Танюшу оденешь-обуешь: молодая ещё баба, а с тобой тут в кирзачах и ватнике. И дочка с невесткой: думаешь, им тут так уж интересно, а? За гроши пахать, два раза в год ездить в центр прогуляться?