– Крохобор! – тихо произнес Хасан.

– Что вы сказали, почтеннейший? – не расслышав, выставил левое ухо Маруф.

– Я говорю, разумеется! Один золотой, чего ж тут непонятного?

– Нет-нет, – запротестовал Маруф. – Я сказал: два золотых. Два!

Он показал караванщику два пальца, решив, что тот несколько глуховат.

– Мои кони устали, мой слуга валится с ног, а ты задерживаешь меня пустой болтовней. Уже упало двадцать песчинок, а когда ты закончишь обирать несчастного путника, то упадут все пятьдесят. Так что один золотой идет в зачет мне.

– О! – восхитился подобным счетом Маруф, а стражники от удивления раскрыли рты. Ничего подобного им еще видеть и слышать не приходилось.

Со сборщиком налогов предпочитали не связываться – подобное могло закончиться расставанием с внушительной суммой.

– Будь по-вашему, – сказал Маруф, недобро прищурившись, и сделал пометку грифелем на висящей на поясе деревянной дощечке. – Плюс два, минус один. Продолжим, почтенный Хасан!

– Продолжим, – кивнул тот.

– Что везете?

– Ты что, слепой? Кувшины, мешки!

– Да, но… – немного растерялся Маруф. – Меня интересует, что у вас в кувшинах и мешках.

– Тогда так и спрашивай, – сверкнул единственным глазом Хасан и вновь широко зевнул.

– А разве я… Неважно! Начнем с кувшинов. Что в них?

– Масло, отборнейшее масло!

– Масло – это хорошо! – оживился Маруф, быстро проматывая длинный свиток. – Какое именно?

– Обычное! Жидкое и масляное, – лениво отозвался Хасан.

– Подсолнечное, – подсказал мавр, не слезая с коня.

– Ага!