– Да что вы себе позволяете?! Я честный человек.
Маруф оскорбленно хлопнул себя дощечкой по груди, и монеты со звоном просыпались на землю. Стражники бросились подбирать их.
– Ладно, я тебе верю, Маруф! – Хасан дружески похлопал Маруфа по плечу и полез в седло. – Бывай! – махнул он рукой на прощанье и тронул коня.
– Уф-ф, – с облегчением выдохнул Маруф, когда караван скрылся в одном из проулков. – Попадется же такой!..
Кто именно «такой», Маруф уточнять не стал. Даже у стен есть уши, а ведь он даже не знает, кто он – этот самый Хасан.
– Круто вы его обули, шеф! – восхищенно воскликнул Ахмед, когда кони отъехали от ворот на приличное расстояние. – Только зря вы с ним связались. Нужно было просто отдать ему деньги.
– Богат не тот, кто может позволить себе разбрасываться деньгами, а тот, кто умеет их экономить, – нравоучительно заметил Махсум.
– А вот с мешками мы едва не засыпались.
– Кто ж виноват, что вы половину больших горшков при погрузке умудрились расколотить!
– Но все хорошо, что хорошо кончается.
– Ахмед, еще ничего даже не начиналось, так что завязывай трепаться и показывай уже дорогу, а то скоро совсем стемнеет.
– Я-то покажу, – надул Ахмед черные, лоснящиеся в лунном свете щеки, – но что мы скажем Али-бабе, когда он спросит, почему мы именно к нему постучались?
– А это уж ты придумай. Тебе же мстить приспичило, а не мне.
Ахмед замолк и помалкивал всю оставшуюся дорогу – то ли обиделся, то ли действительно придумывал, что сказать Али-бабе. Махсуму было все равно. Он давно смирился с участью, ожидавшей его в доме Али-бабы. Все завязалось в такой тугой узел, что ему уже было совершенно безразлично, от чьей руки погибать. Пойдешь против своих – разбойники прикончат, и первым же взмахнет саблей Ахмед; пойдешь у них на поводу, придется отвечать перед Мансуром, а визирь и без того уже порядком зол на Махсума, если не сказать крепче. Махсум прекрасно понимал, Главный сборщик налогов вовсе не безобидный остолоп, каким казался, а очень опасный человек с большими связями, к тому же загнанный в угол. Под Мансура копают другие не менее влиятельные люди, и не сегодня – завтра Главный сборщик налогов слетит с должности, а за ним посыплются и головы разбойников. Или «Коршунам пустыни» придется прогибаться под кого-нибудь другого, вися у того на хорошем, крепком крючке. Так что, куда ни кинь, всюду клин.
Махсум отвлекся от грустных мыслей, взглянув на темнеющий в ночи минарет. С его верхушки, освещенной тусклым огоньком масляной лампы, муэдзин призывал верующих к магрибу. Странное дело, но Махсум увидел в том хорошее предзнаменование. И не то чтобы увидел, а, скорее, почувствовал, ощутил. Но не поверил. Разве может быть провидение за него? Какое ему дело до отъявленного, прожженного бандита, отторгнутого собственным миром и никому не нужного в этом. Что он нес людям, кроме страха, унижений и горя? Ничего…