– Тихо, – сказал едва слышно.

От затона их отделяла стена ивняка, достаточно плотная, чтобы ночью служить завесой, но достаточно прозрачная, чтобы сквозь прорехи в переплетении ветвей видеть все, что происходило на берегу. А на берегу происходило нечто невообразимое.

Сначала они увидели спину. По-гренадерски широкую спину, обтянутую вязаной кофтой, потом голову с волосами, стянутыми в строгий пучок.

…Лисапета стояла на коленях перед распластанным на влажном песке телом. Нет, не распластанном. Девочка казалась спящей. Глаза закрыты, ножки вместе, носочки врозь, ручки вдоль туловища. Плиссированная синяя юбочка аккуратно прикрывает коленки. Василиса. Хорошо, если спящая… Господи, пусть бы спящая!

Самохин завозился, поудобнее перехватил рукоять пистолета, уже хотел было окликнуть ту, что, стоя на коленях, раскачивалась туда-сюда над телом ребенка, как кобра. Мирослава его не пустила, вцепилась в рукав пиджака, ногтями впиваясь ему в кожу.

Не пустила, потому что увидела то, что пока еще не видел он. А если бы даже и увидел… На осознание такого нужно время. Чтобы осознать такое, нужно было пережить то, что пережили они с Артемом, будучи детьми. Чтобы осознать такое, нужно было прочесть дневник Августа Берга. Мирослава прочла. Наверное, потому почти не удивилась и совсем не испугалась того, что увидела.

В нескольких метрах от Лисапеты и Василисы стояла тень. Черный сгусток абсолютной тьмы, лишь отдаленно напоминающий человеческую фигуру. Сгусток тьмы с белым скалящимся черепом вместо головы. А на черепе россыпь черных дыр. А в глазницах красный огонь…

Агния Горисветова, существо, которое никогда по-настоящему не было человеком. Существо, которое никогда по-настоящему не было живым, но вот уже который век с упорством и яростью рвалось в мир живых из мира теней.

Мирослава бросила быстрый взгляд на Артёма. Несомненно, он видел то же, что и она. В его глазах читалось удивленное узнавание. Его рука крепко, почти до боли, сжимала ее запястье.

– Что за хрень? – едва слышно прошептал Самохин.

Хорошо, значит, он тоже видит это существо. Плохо другое – Мирославе некогда объяснять ему, что происходит. Сама она уже почти все поняла. По крайней мере, ту часть, которая касалась прошлого. Девочка, лежащая на берегу затона, должна была стать двенадцатым Светочем. Не тем нелепым суррогатом, которого пытался подсунуть нежити Славик, выросшим, но так и оставшимся ребенком Лехой. Василиса была чистейшим сосудом чистейшей гениальности. Юная душа – идеальная пища для демона, которым на самом деле была Агния. Последняя в череде жертв, необходимых для того, чтобы закончить ритуал и вернуть в этот мир зло. Василиса была жертвой, а Лисапета – всего лишь инструментом. Точно таким же инструментом, каким должен был стать Август Берг. Как только умрет Василиса, Свечная башня вспыхнет в последний раз ослепительно ярким пламенем. Светочей станет ровно двенадцать. И их темного, невидимого простому человеку света хватит на то, чтобы осветить путь Агнии, чтобы впустить ее туда, куда она так стремилась. Во плоти впустить…