Светлый фон

Что это было? Что приготовила для нее Агния? Такую же считалочку, как для них с Артемом? Или одинокую несчастную женщину нужно брать другим? Обещанием вернуть любимого. Вернуть любым – живым или мертвым. Потому что для такой безумной любви грань между живым и неживым не имеет никакого значения!

– Как она испугалась, ты бы знала. – Лисапета захихикала. – Купание в этой чертовой ванне не сделало меня ни моложе, ни красивее, но какое это было наслаждение – видеть страх в ее глазах!

– Мы убьем ее. – Череп осклабился в жуткой усмешке. – Убьем, сожжем и приготовим из ее пепла ванну для тебя. Ты станешь такой, как она. Нет, ты станешь во сто крат красивее! Ни один мужчина не сможет отвести от тебя взгляд.

– Мне нужен только он. – Лисапета провела ладонями по своему лицу, словно стирая с него невидимую паутину. – Но я хочу быть красивой! Да, я очень этого хочу!

– Тогда доведи дело до конца, сделай то, что должна!

Беспокойно засопел Самохин. Он в раздумьях переводил ствол с тени на Лисапету. Во взгляде его была лишь решительная сосредоточенность и никаких сомнений. Мирослава тоже почти не сомневалась, что, если придется стрелять, стрелять он станет в Лисапету, потому что на каком-то глубинном, подсознательном уровне он уже сейчас понимает, что неживое убить нельзя.

Или это не подсознательное, а опыт? Что она знает о старшем следователе Самохине? Она-то и о себе самой знает далеко не все. Единственное знание, которое сейчас важно, это то, что Василиса жива. Она жива, и в их силах сохранить ей жизнь. Вот потому-то ствол Самохина больше не мечется между двух целей, а уставился прямо в центр широкой Лисапетиной спины. И рука его не дрогнет, если придется стрелять. Просто, пока он еще решает, как поступить, анализирует ситуацию. В его силах справиться со злом реальным. А что может сделать она, Мирослава?

Затылок защекотало легким холодком. Это было иное, доселе неиспытанное ощущение. Мирослава отступила за спины мужчин, медленно обернулась.

Девочка стояла так близко, что, вздумай Мирослава до нее дотронуться, достаточно было бы просто протянуть руку. Худенькое лицо, ночная сорочка по щиколотки. В девочке было столько же нездешнего, сколько и неживого. Отражение девочки Мирослава уже видела в темных водах затона, а упоминание о ней уже встречала на страницах дневника Августа Берга. Девочка была Лизонькой. Той самой мертвой Лизонькой, отказавшейся становиться одной из Светочей. Она смотрела на Мирославу не по-детски серьезным взглядом. Ее глаза были огромными и черными, жизни в них было не больше, чем в красных огнях, что горели в глазницах призрака Агнии. Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, а потом Лизонька поднесла ко рту указательный палец, призывая Мирославу к молчанию. Мирослава кивнула, сделала шаг к девочке. Как оказалось, шаг этот нисколько не приблизил ее к Лизоньке, и ей некстати подумалось, что призраки очень похожи на голограммы. Вероятно, призраки и есть голограммы некогда живых людей. А Лизонька уже манила ее за собой, подальше от мужчин, поближе к берегу затона.