– …Если я сделаю это, ты вернешь мне его?

Голос Лисапеты дрожал и вибрировал, в нем жили одновременно страх и надежда. Пожалуй, надежды даже больше. Она вытянула вперед свои по-мужски широкие и крепкие руки, развернула ладонями вверх, как в молитве.

– Обещаю. – Тьма пришла в движение, и белый череп качнулся из стороны в сторону, словно кивая. – Ты получишь назад своего мужчину. Это в моих силах.

– Я видела его тело… – Надежда в голосе Лисапеты почти истаяла. – Я видела то, что от него осталось.

– И ты видишь меня! Ты же меня видишь?! Ты понимаешь, на что я способна сейчас, и на что буду способна, когда ко мне вернутся все мои силы?

Лисапета ничего не ответила, она громко всхлипнула, утерла свое некрасивое лицо. Оно было мокрым то ли от тумана, то ли от слез.

– Я видела огонь… – Она запрокинула голову, всматриваясь в существо, зависшее над ней. – Тебе ведь уже дали силы! Сколько их было? Трое?

– Двое. – Тень раздраженно качнулась из стороны в сторону. – Две никчемные грязные душонки, мерзкая отрава, а не еда! Отдай мне девочку. Последняя жертва, и мы все станем свободы. Мы с тобой! Каждая получит то, что хотела. Давай же!

Из лежащей тут же на песке сумки Лисапета достала толстую восковую свечу в старом бронзовом подсвечнике.

– Это подарок Максима. – Она ласково погладила кованый лепесток подсвечника. – Он нашел его в башне, в ворохе мусора.

– Я знаю. – Агния злилась. Агнии не терпелось, но она боялась спугнуть свою единственную союзницу. – Это мой, я зажигала в нем свечу, когда принимала ванну. Ты должна знать, я тебе рассказывала. Помнишь?

Лисапета молча кивнула, а потом прошептала:

– Я видела твою ванну. Я хотела, как ты… Почему одним все, а другим ничего?! – Ее голос сорвался на крик.

– И у тебя все будет. – Костлявая рука погладила Лисапету по голове. Погладила так, что в воздух взмыли клочья ее волос. Лисапета, кажется, ничего не почувствовала, она была погружена в свои собственные убийственно болезненные воспоминания.

– Я все сделала, как ты… – Ее голос сделался мечтательным. – Ванна уже была наполнена. Даже бокал вина там уже стоял. У нее, у этой девчонки, было вино, а у меня был мой подсвечник. И свеча!

Мирослава резким движением пригладила свои волосы, сжала виски руками. У Лисапеты был подсвечник и, вероятнее всего, запасные ключи от ее квартиры. У Лисапеты было непреодолимо-острое желание принять ванну, почувствовать себя, если не Агнией Горисветовой, то хотя бы Мирославой Мирохиной.

В какой момент она стала терять рассудок? В тот самый, когда погрузилась в жертвенную чашу, искусно замаскированную под ванну? Или когда начала слышать вкрадчивый шепот в своей голове?