— Со льдом.

— Хорошо. Сейчас вернусь.

Кэрри сбежала вниз, нашла в посудной поднос, на который поставила виски, лед, стаканы и бутылку вина. Поднялась с подносом наверх и увидела, что гость уже не сидит у камина, а стоит в другом конце гостиной, разглядывая маленькую картину Элфриды. На нем были очки в роговой оправе, которые делали его похожим на профессора.

Когда Кэрри вошла, он снял очки и сказал:

— Какое прелестное полотно.

— Да. Элфрида привезла его с собой из Гэмпшира. Оно у нее уже давно. Это Дэвид Уилки. Элфрида говорит, это ее страховой полис, чтобы не превратиться в побирушку, останься она без гроша. Как видите, в гостиной больше нет картин, и это полотно тут немного теряется.

— Но это настоящее сокровище… Позвольте мне, — сказал он, беря у нее поднос.

Кэрри освободила место на письменном столе, сдвинув в сторону стопки писем и бумаг.

— Предоставляю вам самому приготовить себе напиток.

— А вы?

— Немножко вина.

— Позвольте, я наполню ваш стакан?

— Благодарю вас.

Кэрри села в кресло у камина и принялась наблюдать за ним, любуясь ловкими, точными движениями его рук. Ей вдруг пришло в голову, что его появление в Усадьбе, причина приезда, повод, чтобы здесь остаться (дурная погода), — все кажется частью некоего обдуманного плана. Сюжет для пьесы. Завязка фильма, который может оказаться совсем не таким уж безмятежным.

Он подошел, протянул ей стакан, а сам опустился в кресло, в котором сидел раньше.

— За ваше здоровье, — сказал он.

— И за ваше.

— Вы говорите, у вас была простуда?

— Не слишком тяжелая. Выспалась и почти излечилась.

— Значит, вы не живете здесь?