— Оскар Бланделл. Кэрри, моя племянница, и Сэм Ховард — он приехал сюда восстанавливать фабрику шерстяных тканей в Бакли.

— Это с вами мы разговаривали по телефону? Очень приятно познакомиться. Насколько я понял, вы работаете в компании «Старрок и Суинфилд»? С каким-то Суинфилдом я учился в Итоне, но, видимо, совсем с другим. — Сэр Джеймс обвел глазами гостиную. — Какой восхитительный дом! Глядя с улицы, никак не подумаешь, что он такой величественный. Кажется, он принадлежал Корридэйлу?

— Да, но уже много лет не принадлежит, — сказал Оскар. — Быть может, вы знаете моего дядюшку Гектора Маклеллана?

— Не очень хорошо. Я работал в Лондоне и, пока был жив отец, не часто приезжал на север. Только когда он умер, мы все переехали в Кингсферри. Для моего семейства это был, если можно так выразиться, удар — мы лишились театров, концертов, музеев, — но, похоже, все быстро смирились. — Сэр Джеймс подошел к окну, как и все, кто впервые приходил в дом. Уже стемнело, но Элфрида не задернула занавеси, и на другой стороне улицы, на старой каменной стене церкви, мерцали, точно драгоценные камешки, рождественские китайские фонарики. — Какой изумительный вид! И церковь от вас так близко. Наверное, слышно орган? Превосходный инструмент, нам так повезло с ним. — Он отвернулся от окна. — Однако я веду себя как любопытный зевака и попусту трачу ваше время. Где же картина, которую вы хотели мне показать?

— Она… — Элфрида кашлянула. — Она здесь.

— Да, я вижу. И в одиночестве.

— Других картин у нас нет.

— Могу я снять ее?

— Конечно.

Сэр Джеймс пересек комнату, осторожно взялся за раму и снял картину так бережно, как будто это было изделие из тончайшего фарфора.

— Прелестная вещь! — Он поднес картину к лампе, что стояла на столе. — Сэр Дэвид Уилки.

— Да. Так всегда считалось.

— Портрет его родителей. Вы об этом знали? Писана, я полагаю, году в 1835-ом.

— Я не знала, что это его родители. Думала, просто милые пожилые супруги.

Наступила напряженная тишина. Все ждали вердикта. Сэр Джеймс Эрскин-Эрл не спешил. Он достал из кармана своего далеко не элегантного пиджака очки без оправы. Когда он водрузил их на переносицу, то стал похож на нищего студента-медика, будущего хирурга — так чутко двигались его пальцы. Он пристально исследовал полотно, осторожно прикасаясь к нему подушечками пальцев, затем перевернул и осмотрел обратную сторону.

Наконец он осторожно положил картину на стол.

— Как она к вам попала, миссис Фиппс?

— Это подарок. Давным-давно, тридцать лет назад, мне подарил ее друг.

— А знали ли вы, где он ее купил.