Директор колледжа спросил Элизабет, не хочет ли она вести занятия для взрослых после Рождества. Элизабет ответила, что не против, но усомнилась, способна ли справиться с задачей.
– Милая моя, какая же ты глупенькая! – сказал Джонни. – Эти бедолаги в принципе ничего не смыслят в искусстве. Можно не бояться направить гения на ложный путь, как могло бы случиться с ребенком, или нарваться на кучку всезнаек среди студентов. Учить взрослых вообще раз плюнуть. Одинокие старички и старушки будут приходить, чтобы приятно провести вечер, и будут безумно тебе благодарны за все, чему ты их научишь.
Джонни оказался прав и не прав одновременно: пришли не одинокие старички и старушки, но слушатели действительно были безумно благодарны. Колледж создал новый курс из двадцати занятий на протяжении десяти недель. По вторникам Элизабет давала уроки фигуративной живописи, а по четвергам директор читал лекции по истории искусства. Он сказал, что данный курс – это попытка шире распространить культуру в обществе.
– Если все удачно сложится, то летом можно организовать посещение художественных галерей, – предложила Элизабет, и директор стал смотреть на нее с еще большей благосклонностью.
На занятия приходили и молодые женщины, работавшие секретарями или в офисе. Они выглядели робкими и застенчивыми, и Элизабет незаметно для себя стала часто оставаться с ними на чашку кофе в кофейне колледжа после окончания занятий в половине десятого вечера. Пару раз Джонни заходил за ней, ослепляя присутствующих такой очаровательной улыбкой, что у всех поднималось настроение.