Стефан дал Элизабет напрокат прелестную библиотечную лесенку, которую можно носить под мышкой и залезать на нее, останавливаясь у определенной картины, чтобы все слушатели хорошо видели лектора.

Впервые забираясь по ступенькам, Элизабет чувствовала, как подгибаются коленки. Когда она заговорила, то голос прозвучал слабо и жалобно, словно мяуканье котенка. Она откашлялась и начала все сначала, но вторая попытка вышла не лучше первой. И как только ей хватило наглости собрать больше пятидесяти человек и взять у них деньги за то, чтобы они ее слушали? Что она о себе вообразила? Тогда Элизабет твердо заявила себе, что нынешняя лекция ничем не отличается от тех, которые она читала в колледже, и люди тут точно такие же: они стремятся узнать больше, хотят, чтобы более опытный взгляд показал им, на что смотреть на картине. Расплывшиеся лица снова собрались в фокус. Элизабет набралась храбрости – и одновременно у нее прорезался голос, сильный и уверенный. Теперь она знала, что не должна думать, насколько нелепы представления Элизабет Уайт о себе. Она должна всего лишь начать и сказать то, что собиралась.

Задолго до того, как все уселись с чашками чая для обсуждения, Элизабет уже знала, что ее затея имела оглушительный успех. Она предложила слушателям несколько книг о художниках и картинах, которые можно прочитать перед следующей лекцией, и застенчиво призналась, что в школьные годы библиотекарь и учитель рисования поощряли ее интерес к искусству. Многие считают, что читать про художников совсем не то же самое, что быть художником, но в любом случае книга даст некоторое представление о жизни художников. Она с сожалением предупредила, что на следующей неделе не сможет принять друзей, мужей, жен и соседей присутствующих, поскольку группа и так уже очень большая, но не исключено, что позднее можно будет организовать две отдельные лекции.

Элизабет безумно хотелось обсудить свой триумф с кем-нибудь, но Джонни вечером не будет в городе. Уехал без всякого объяснения, хотя, скорее всего, он разозлился на то, что она сделала по-своему, не послушав его. Отца подобные вещи не интересуют. Стефан наверняка уже в постели, спит с ключами от любимого магазина под подушкой. Элизабет начала писать письмо Эшлинг, но через три абзаца остановилась. Уже почти конец апреля, а от Эшлинг ни одной строчки не пришло. Нет, разумеется, она написала на Рождество и после него. Поблагодарила за старинные салфеточки для подносов и сказала, что мамаша Мюррей изменилась в лице от зависти, увидев их. А еще вкратце упомянула, что Морин родила, а Донал провел три месяца под наблюдением в пульмонологической больнице, но теперь с ним все в порядке. Элизабет также получила письмо от тетушки Эйлин с обычными бессвязными описаниями быта, которые так любила читать. Однако с января от Эшлинг ни слуху ни духу. Уже много месяцев. Элизабет порвала начатое письмо. Разве Эшлинг интересна глупая болтовня подруги? Если так, то Эшлинг давно бы написала. Хоть что-нибудь.