– Думаю, слова старушки о том, что Эйлин всегда отдавала свою еду другим детям, когда они с ней были маленькие. Я запросто могу себе представить, как она это делает, без лишних слов.

– Да, и бедолага Джемми из лавки. Какой кошмар… Он все вытирал нос рукавом и повторял, что хозяйка не вернется, она не вернется…

Они обе глотнули виски.

– Элизабет, если ты думаешь, что сегодня был кошмар, то подожди до завтра. Вот уж где будет ужас так ужас.

* * *

Элизабет снилось, что Джонни приехал в Килгаррет и сказал им, что Эйлин не умерла, что произошла ошибка.

Эшлинг снилось, что маманя велела ей выйти замуж за Джонни и привезти его в Килгаррет, чтобы он помогал папане в лавке.

Они обе проснулись усталыми и с легким похмельем.

А теперь пора и на похороны.

На гроб положили еще больше цветов, и на этот раз в церкви пел хор. Семья села в переднем ряду справа. Элизабет не сводила глаз с маленькой медной таблички, привинченной к спинке сиденья, к которому она прислонилась: «Помолитесь за друзей и родных Роуз Маккарти, ушедшей из жизни 2 января 1925 года. Вечная память». Интересно, закажут ли О’Конноры табличку для тетушки Эйлин? И годы спустя найдутся ли благочестивые люди, которые преклонят здесь колени и помолятся за друзей и родственников Эйлин О’Коннор? Мысли Элизабет все крутились вокруг таблички, чтобы не думать о заваленном цветами гробе, стоявшем всего в нескольких ярдах от ступеней алтаря.

Эшлинг часто недоумевала, как можно вынести печальное зрелище опускания тела в землю. Почему бы не попрощаться у ворот кладбища, предоставив могильщикам сделать все остальное? И только когда тело мамани вынесли из церкви, она поняла почему. Нужно пройти весь путь целиком и закончить жизнь с этим человеком. Она без всяких эмоций наблюдала, как с гроба сняли цветы и бережно положили их возле могилы. Затем осторожно и мягко, словно маманя все еще могла почувствовать боль, гроб опустили. Папаня первым бросил горсть земли на гроб. Яму заполнили землей, сверху положили цветы, и люди стали расходиться к Махерам, к Ханрахану или в гостиницу, чтобы выпить. Многие вернулись в дом на площади, где под руководством Пегги, которая проплакала все это время, на стол выставили тарелки холодной ветчины, курицы и салата. Ее слезы даже попали в кувшин с молоком, и она захлюпала носом и сказала, что если бы хозяйка была жива – Господи ее помилуй! – то рухнула бы замертво, увидев такое безобразие на своей кухне.

* * *

Они вернулись через пятнадцать дней. Эйлин прожила только десять дней из отведенных ей врачами двух недель. Генри встретил их в аэропорту. Он очень обрадовался, снова увидев малышку Эйлин, и клялся, что она успела вырасти. Генри проявил большое участие, выслушивая истории Элизабет и Эшлинг о событиях в Килгаррете, и на его глаза навернулись слезы.