Юэн схватился за голову и провел по волосам двумя руками, обнаружив, что все еще держит смятый лист бумаги.

– Нет, не стал бы, – согласился он. – Но что еще это может быть? Хочешь сказать, что в этом доме живет призрак мальчишки?

Бернард вдруг переменился в лице. Брови нахмурились, губы сначала дрогнули, затем вытянулись в тонкую полоску. Парень покосился на закрытые дверцы подвала.

– Я не знаю, – на выдохе сказал он. – Помнишь, мы как-то разговаривали про места, которые впитывают энергетику? Может быть, это как раз то самое место.

– Да, помню тот разговор, но у меня сейчас ничего в голове не укладывается, – измученно ответил Юэн. – Может, это какая-нибудь птица кричала как ребенок, или какое-нибудь другое животное вроде кошки, писк которой мы случайно приняли за детский плач.

Версии быстро рождались в его голове, и все они намекали на то, что случившееся не было чем-то из ряда вон. Юэн разгладил статью и уткнулся в текст. Однако не смог прочитать ни строчки. Буквы сливались, слова складывались во что-то бесформенное. Смысл фраз и предложений ускользал. К тому же в сгустившемся сумраке становилось все труднее и труднее читать. Юэн сложил листок и протянул Бернарду.

– Ты что-то видел там? – тихо спросил он, приблизившись, словно это был очень личный вопрос и ему не хотелось, чтобы их кто-то подслушал, хотя вокруг никого не было.

– Мне что-то померещилось, – с сомнением ответил Бернард так же тихо. – Я не уверен. Это могла быть просто игра воображения.

Юэн и сам уже сомневался в том, что видел и слышал. И видел и слышал ли вообще. Чем больше проходило времени, тем сильнее все казалось нереальным, выдумкой, общей галлюцинацией, вызванной ярким впечатлением от вида сгоревшего дома и нехваткой кислорода в подвале.

– Я не знаю, черт возьми, что там произошло тогда. Не знаю, что произошло сейчас, однако точно знаю, что не хочу задерживаться здесь до темноты. Давай не будем гадать на горячую голову. Обдумаем все по дороге, приедем домой и поговорим, – предложил Юэн, отмечая при этом малозначительную деталь: он так легко говорил «домой», будто это был их общий дом.

Он понимал, что это просто фигура речи. Как еще можно выразиться? Не упоминать же каждый раз, что дом принадлежит Бернарду. Это вроде как очевидно. Больше всего Юэна удивляло то, как странно работает мозг в такие напряженные моменты. Он подмечает абсолютно незначительные детали, цепляется к словам или вдруг подкидывает не относящиеся к делу воспоминания.

Всю обратную дорогу никто из них не проронил ни слова. Чтобы тишина не напрягала, Бернард включил радио.