Не ей решать, какое дело правое, и не ей указывать мне, чем жертвовать. Она не понимает. Мой голос дрожит.
– Моя семья и так через многое прошла, Тия. А от этого моим родителям будет только хуже.
– Не понимаю, почему ты так сердилась на Аву, – рявкает она. – Ты от нее ничем не отличаешься.
– Неправда.
– Почему? Ты поступаешь точно так же. – Тия поджимает губы. Во мне разгорается злость. Я еще никогда так не злилась на Тию. Она смотрит на меня с вызовом. – Помнишь, ты спросила меня про любовь и страх?
Я киваю, охваченная нехорошим предчувствием.
– Ты думаешь, что тобой движет любовь. Но на самом деле это страх, Мэйдэй. И ничего, кроме страха.
Я через силу съедаю пару кусочков с тарелки. Тия встает из-за стола, подходит к стене и возится со светящейся гирляндой. Затем поправляет несколько фотографий, в том числе ту, на которой мы выпускаемся из восьмого класса. На нас обеих надеты здоровенные очки.
– Я вижу, что ты уже определилась, – говорит Тия наконец. – Делай то, что считаешь нужным.
Мы не смотрим друг на друга. Молчание между нами – неисследованная территория, дикая местность, океан, который нам никак не пересечь.
Я еще ни разу не покидала дом Дювернов в одиночестве. Тия всегда провожала меня, обнимала и целовала на прощание. Мне неловко уходить, не поблагодарив ее маму, но говорить ни с кем не хочется. Я на цыпочках крадусь мимо кухни, где смеются над чем-то доктор и миссис Дюверн, и осторожно закрываю за собой дверь. На пороге меня ждет Марк. Он улыбается и машет ключами, но потом серьезнеет, увидев выражение моего лица. Мы вместе идем к машине.
По пути мы не произносим ни слова. Марк только поглядывает на меня краем глаза, пока я проигрываю в голове разговор с Тией. Он понимает, что мне нужно время. Когда машина останавливается у моего дома, я открываю дверцу и негромко говорю:
– Спасибо, Марк.
Он колеблется, потом тоже вылезает из машины, берет мой рюкзак и подходит ближе. В небе светит месяц и мерцает россыпь звезд. Марк легонько дотрагивается до моего локтя.
– Не молчи, Мэй.
Его прикосновение рушит возведенные мной стены. Я прижимаюсь к нему, изо всех сил сдерживая слезы, и он меня обнимает. Его дыхание и ритм сердца меня успокаивают. Марк прижимается щекой к моим волосам и спрашивает:
– Что случилось?
Слова срываются с моих губ беспорядочным потоком. Я рассказываю про мамину работу, про Джоша и Аву, про отношения их родителей, про мои детские фотографии. И, наконец, про Тию. Он обнимает меня еще крепче.
Когда я замолкаю, он отпускает меня и трет лицо. Мне бы хотелось, чтобы он обнял меня снова.