– Вот и веди себя соответствующе.
Клокоча от гнева, Селия чуть не прошла мимо своего дома. Веры этой женщине у нее было ни на грош. Элис как будто доставляет удовольствие все искажать. Берет простейшую вещь, заботу родителей о своих детях, и извращает ее в бредовый заговор. Все дело в том, что ей этого не понять. Не имея собственного ребенка, она даже не догадывается, почему родители поступают именно так.
Дома она налила себе бренди и прошла в кабинет отца, нынче являвший собой темный, заплесневелый склеп с разнобойной мебелью, выцветшими фотографиями и развешанными на стенах несуразными предметами – чего стоила одна только вставленная в раму карта Галапагосских островов. Ну и, конечно же, с тем самым шкафом. Будуар Катарины располагался прямо над кабинетом – Селия даже слышала, как мать по телефону перемывает косточки какой-то очередной бедолаге. Она рухнула в старинное кожаное клубное кресло и потянула напиток, затем закрыла глаза и сидела, пока из сознания не выветрились извращенные бредни Элис. Через какое-то время от психотерапевта вернулся Джек. Он сразу же поднялся к себе.
Обычно Селия избегала этой комнаты. Именно здесь Джон де Визер проводил экзекуции. Для ее брата, Джона-младшего, теперь проживающего в изгнании в Кингстоне-на-Темзе, это была традиционная порка. Выбранным орудием наказания служил ремень из отцовской старой парадной военно-морской формы. Но вот пороть дочерей Катарина ему запретила – ни к чему им были шрамы на белоснежной коже. Так что с Селией и Эмили, ныне занимающейся разведением альпака в Сими-Валли в Калифорнии, ему пришлось проявить изобретательность. Тут-то и сгодился этот практически герметичный шкаф, где хранился ненужный хлам.
С той поры заглядывала она в шкаф лишь раз, вскоре после смерти отца. Его содержимое по большей части сохранилось нетронутым. Парадная военно-морская форма, превращавшаяся в ярко-белого призрака, когда глаза привыкали к темноте. Вонючие кожаные туфли, собиравшиеся вокруг подобно терпеливым крысам, только и дожидавшимся, когда она задремлет. Разваливающаяся картонная коробка с отсыревшими и разбухшими книгами. Накрепко завязанный полиэтиленовый мусорный пакет, содержимое которого определить ей так и не удалось.
Но вот ведерко исчезло. Что ж, хотя бы это.
Замком дверь оснащена не была, так что отец подпирал ручку спинкой стула. Не то чтобы она когда-либо пыталась сбежать. Потому что он всегда оставался в кабинете. Сидел в кожаном кресле, читал про адмиралов и исследователей, сражения и мятежи. Порой, хотя и не столь часто, устраивался за столом и трудился над своим шедевром, пресловутым морским романом, рукопись которого исчезла после его смерти. Если вообще когда-либо существовала. Но чем бы там он ни занимался, беспокоить его было нельзя. Малейший шум лишь продлевал наказание. Так она и научилась сохранять полнейшую неподвижность. В ожидании окончания тяжелых времен. В ожидании возвращения света. В ожидании бегства в Фармингтон, в колледж Уэллсли. К Оливеру, которому она никогда не рассказывала об экзекуциях. В действительности единственным человеком вне круга семьи, с которым Селия их обсуждала, была Элис. Как-то подруга рассказала об избиениях отцом, и в ответ Селия поделилась своим опытом по этой части.