– Тебе просто нужно уснуть, и все пройдет.

Пожалуй, я догадываюсь, что именно беспокоит мою дочь.

– Я тоже тоскую по папе, очень тоскую, Руби. Не перестаю о нем думать.

Наверное, Ханна права: скорее всего, причина страданий моей дочери и ее странного поведения кроется в скорби по отцу. Иного объяснения у меня нет.

– Дело не в папе, – говорит она.

– Тогда в чем? Расскажи.

– В ней, – шепчет Руби, натягивая одеяло до подбородка.

– В ком – в ней?

– В Ханне.

– А что с ней не так?

– Не знаю.

– Тебе непривычно, что она теперь живет в нашем доме? Или тебя волнует что-то другое? Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все на свете.

Дочь не сводит с меня взгляда распахнутых чистых глазенок – совсем как в младенчестве, когда я была для нее центром вселенной. Похоже, вот-вот расплачется.

– Все нормально, – наконец моргнув, говорит Руби, зевает и сворачивается клубочком, словно котенок.

Она закрывает глаза. Какая маленькая, какая ранимая у меня дочь…

– Все скоро наладится, – шепчу я ей в ушко. – Обещаю…

Вирджиния

Вирджиния

Стучу в окно, пытаясь привлечь внимание Джеффа, и через минуту мы с ним встречаемся у задней двери.

– Пожалуйста, проверь каменный выступ на стене вокруг сада, – прошу я его. – По-моему, он расшатался. Сможешь потом рассказать, не ошиблась ли я? Только никому не говори.