Приникаю к замочной скважине. В сумерках мало что разглядишь, однако при виде смутных очертаний личных вещей Ханны мое сердце начинает биться быстрее. У меня в памяти навсегда запечатлелась пустая спальня няни. Так странно вновь обнаружить здесь ее привычное хозяйство!

Я исполняюсь решимости так или иначе проникнуть в комнату. Иду вниз и обыскиваю кухонные ящики в поисках запасных ключей, которые вернула мне Антеа при встрече в пабе. Ага, вот они! Сжав связку в руке, бегу наверх, прыгая через две ступеньки. И куда девалась осторожность…

Руки дрожат, когда я поочередно пробую один ключ за другим. Наконец нахожу нужный. Делаю глубокий вдох. Дверь с легким скрипом отворяется. Перешагнув порог, я включаю свет.

Комната вылизана, обстановка спартанская, аккуратная – все точь-в-точь как раньше, и все же я обнаруживаю некоторые неожиданные свидетельства комфорта. У раковины висит толстое пушистое полотенце – явно не из запасов Лейк-Холла. На крючке с обратной стороны двери нахожу халатик из качественного шелка, о чем говорит и ярлычок с изнанки.

Здесь множество знакомых вещей: например, пара фарфоровых сиамских котят на каминной полке. Помню, как они мне нравились в детстве, как я хотела заполучить себе этих маленьких симпатяг. Правда, могу поклясться, что тридцать лет назад котята были с черными лапками и черными же носиками. Сейчас у Ханны другая пара, – так ведь сколько времени прошло…

Не думала не гадала, что снова здесь окажусь. Все до боли привычно, и в то же время кое-что поменялось. Словно попала в музей своего детства, где вещи на первый взгляд все те же, однако неуловимо отличаются от оригинала. Вроде бы ступила в свое прошлое, а по-настоящему погрузиться в него не получается. Похоже, оно осталось далеко позади, и я здесь не более чем посетитель.

Присаживаюсь на табурет у туалетного столика. Надо обыскать комнату, но все мое существо противится подобному шагу. Это неправильно…

Туалетный столик далеко не так роскошен, как в покоях матери. Зеркало маленькое, тусклое и плохо подсвеченное. Щетка для волос и гребешок лежат параллельно друг другу на столешнице с потрескавшейся от времени краской. Подле них – самый простой крем для лица. Больше никаких средств для ухода за кожей не видно.

Все-таки надо уходить. Отсюда я точно не услышу, как подъедет Ханна. Ужасно, если она застукает меня в своей комнате. И все же не нахожу в себе сил подняться – хочу побыть здесь хотя бы еще несколько минут, понять, что я на самом деле чувствую.

Гляжусь в зеркало, у которого сидела тридцать лет назад. Да, прошедшие годы оставили на моем лице неизгладимый след. Помню, как Ханна расчесывала мне волосы. Помню, порой наблюдала, как она готовится к выходу. «Хочешь посмотреть, как я накладываю макияж?» – спрашивала она, а я с удовольствием подавала ей все необходимое. Иногда просила, чтобы она подкрасила и меня. В пику матери: я никогда не позволяла ей заняться моим лицом, хотя предлагала она нечасто. Макияж был привилегией Ханны. В процессе я всегда завороженно изучала свое отражение.