– Что ты только что сказала?!
– Ладно, остыньте, – вмешиваюсь я. – Это именно то, чего они хотят. Чтобы мы все перессорились.
– Она все еще работает на них. – Смит указывает на Мишель трясущимся пальцем. – Снаружи мы крыс не видели, но здесь одна завелась. Ты лжешь нам? На тебе прослушка?
Она задирает блузку и поворачивается.
– Зачем мне носить на себе микрофон? Все, что мы делаем, все, что говорим, записывается и транслируется. Некоторые зрители платят за прямую трансляцию. Другие – за премиальный полный доступ с комментариями. Они и так меня слышат.
– Это все-таки вы открыли ящик?! – поворачиваюсь к Смиту.
Он смотрит на меня в упор:
– Я не собираюсь оправдываться.
Стараюсь сосредоточиться на повседневных делах, чтобы дать этим двоим успокоиться. В конце концов мы решили, что Смит и я покормим и выгуляем собак, а Мишель присмотрит за костром.
Я ловлю себя на том, что думаю о словах Фрэнни, затем мне хочется есть, а потом задаюсь вопросом, что делает Пит. Не могу удержать в голове ни одной связной мысли дольше минуты.
– Я этого не делал, – произносит Смит, когда мы проходим под спасательными шлюпками в заднюю часть корабля. – Я ей не доверяю.
– Как мы можем чему-то здесь доверять? Спасательные шлюпки тонут, трапы смазаны, по рации отвечает человек, притворяющийся, будто находится на мостике. Не думаю, что вам нужно доверять Мишель. Но я считаю, что вам нужно с ней сотрудничать.
– У меня плохое предчувствие.
Я хлопаю его по плечу:
– Да, иногда и вы вызываете у меня дурные предчувствия, но бо́льшую часть прошлой ночи я все равно проспала, положив вашу голову себе на колени.
Мы кормим шестерых собак и выгуливаем тех пятерых, которые, похоже, не собираются рвать нас на части.
Когда мы закрываем питомник, в воздухе витает тяжелый запах.
Что-то едкое.
Обходим помещение питомника сбоку и видим, что вся передняя часть «Атлантики» охвачена пламенем.