Это тоже не сработало.

Мы танцуем так еще минут двадцать, и я решаю, что остается только разыграть личную карту. Я ему нравился, это было видно. Еще бы, черт побери, я был его приятелем целых два дня.

Кладу руку ему на плечо и говорю:

– Арт, я не буду ходить вокруг да около. Должен сказать, мои боссы злятся на меня, потому что не понимают, почему ты не признаешься со Стивенс.

Он говорит:

– Я бы хотел помочь тебе, Чарли, но…

– Да, знаю. Ты не трахаешься с черными девушками.

– Никогда.

Я вздохнул и сделал такое лицо, словно моя карьера закончилась.

– Арт, я устал, и ты тоже, – хотя он совсем не выглядел уставшим, он выглядел так, словно мог продержаться еще пятнадцать раундов. – Это уже не важно. Не пойми меня неправильно: я на тебя не сержусь. Ты молодец. Но я должен пойти и сказать своему боссу, что… что я облажался.

Борриелло ждет за дверью. Вид у него такой, словно глаза вот-вот закроются, если не подпереть веки зубочистками. Я отвожу его в сторону.

– Надо, чтобы ты сказал Арту, что мне надерут жопу. Скажи ему, что они уже снимают с меня шкуру живьем.

Ленни ждет несколько минут, а затем заходит и говорит:

– Тони, какого хера тут творится? Чарли в кабинете у шефа. Ему там выдают по первое число. Что случилось?

Кампионе поворачивается к Шоукроссу.

– Видишь, Арт? Чарли был добр к тебе, а теперь у него неприятности. Слушай, расскажи нам о Стивенс. Мы даже стенографистку не будем звать.

– На бумаге ничего не останется, – обещает Ленни. – У Чарли уже яйца в тисках. Мы должны ему помочь.

Шоукросс поднимает глаза и говорит:

– А что вы, ребята, для меня сделали?