К этому времени я провел с ним семь или восемь часов и… все еще никакого диагноза поставить не мог. По-прежнему я не видел у него никаких признаков раздвоения личности, диссоциации, эпилепсии, шизофрении, ПТСР или какого-либо конкретного психического расстройства. Мы провели компьютерное сканирование мозга и не обнаружили никаких серьезных отклонений и уж точно ничего такого, что могло бы объяснить его поведение. Рентген на наличие осколков тоже дал отрицательный результат. В физическом отношении это был нормальный человек.

Пока я слушал в машине его монотонный голос, у меня возникло неприятное ощущение, что в этом парне есть что-то еще, что-то такое, чего не смогли выявить ни компьютерная томография, ни интервью. Я вспомнил кое-что из прочитанного о нем раньше: школьные табели успеваемости, психологические тесты, тюремные записи, интервью с его родственниками.

Что он только не творил! Нелепые поджоги, неумелые кражи со взломом, поджог пороха на парте, пронос железного прута в школьный автобус, вторжение в чужой дом со сносом двери – ну прямо какой-то персонаж мультфильма. Странный, эксцентричный, необъяснимый.

Я не увидел иной закономерности, кроме очевидной: это «полиморфно извращенная личность», по выражению Фрейда, с эмоциональным менталитетом ребенка и гормонами взрослого, осложненными ужасной нехваткой контроля над импульсами. Но это симптомы, а не причины. Я не мог придумать, с кем бы его сравнить. Проблемы с поведением проявились у него с шести лет, и все же нигде не было никаких указаний на то, что его сестры, брат или родители были кем-то еще, кроме как добропорядочными членами общества. Боже мой, в семь лет у него была первая оценка психического здоровья! Он очень рано стал отличаться от других.

Я перемотал пленку и услышал его голос: «Я не такой, как остальные дети». Это не звучало ни надуманно, ни фальшиво. Это звучало искренней констатацией факта, основанного на сорока годах недоумения по поводу своего поведения. «Я просто другой» – эту мысль он высказывал пятью или шестью разными способами.

Я подъезжал к дому, когда мне пришло в голову, что повторяющееся употребление слова «другой» может иметь клиническое значение. Возможно, он был интуитивно прав; возможно, так он проявлял некоторую простецкую мудрость, которая выходила за рамки моей многолетней психиатрической подготовки. Я подумал, может ли что-то из его биологии заставлять вести себя так странно? Или это смесь биологических, психических, экологических, может быть, других причин?

Я подумал о человеке, который руководил моим психиатрическим обучением в Балтиморе. Это был Лео Бартемайер, выдающийся психиатр, в прошлом президент Американской психиатрической ассоциации, преподаватель и ученый с большим влиянием. Он всегда подчеркивал, как важно узнать о своем пациенте все, что возможно, включая полную медицинскую предысторию. Ничего не предполагайте наперед! Ничего не упускайте из виду! Даже ноготь странной формы на пальце ноги или детский случай свинки.