В квартире было две комнаты. За ними маленькая веранда, захламленная всякими вещами.

– Я видела там ее розовые ленты с кисточками, – сказала Дочь.

Мама обошла весь дом, постукивая тростью. Шила-Шаки-ла, ворча, следовала за ней. Одна комната была полностью занята огромным столом, похожим на тахту, а другая – огромной кроватью.

К. К. сказал, что ему было страшно.

Все заметили, что на стене позади них были пятна от пана, напоминавшие кровь.

Жевала ли Рози пан? Раза точно жевал.

– И под кроватью, – вспомнил кто-то.

– И за ней, – вспомнил кто-то другой.

Что же выходит, если допустить, что это не красная слюна, а кровь?

74

Хорошо бы понимать дух времени. Люди скучают. Все время нужны события, какая-то драма, иначе кажется, что ничего не происходит – жизнь застыла. Если жизнь идет с одной и той же скоростью и по проторенной дорожке, она кажется неподвижной. Если сидишь вдали от этой дорожки за своими книгами или за компьютером, то почувствуешь себя мертвым. Неподвижность пугает. «Не окаменею ли я, сидя спокойно?» – эта мысль ужасает. Пусть уж дни раскачиваются туда-сюда, земля переворачивается под ногами, рутина будет выдрана с корнем, сердце, легкие, желания подскакивают, поднимется ураган, после которого не разберешь, что поломано, что цело, и каждое утро опять нужно выходить на схватку с жизнью.

Поэтому разбой притягательнее, чем покой, пошлость перевешивает добродетель, рычание – почитание, разрушение – творение, мятежностъ – безмятежность, бурчание – молчание. Вот почему в истории Толстого жене наскучил милый спокойный муж и она последовала за никчемным ветреным любовником, падким на удовольствия. И вот почему иногда люди обретают новую жизнь, когда все вокруг рушится. И отринув все, что дает уверенность в завтрашнем дне, начинают чувствовать вкус к бесконечному движению, благословленному Лакшми и заставляющему биться сердце.