Как будто этого было недостаточно, у меня возникла непреодолимая потребность. Я сдерживала ее до тех пор, пока позывы не стали настолько острыми и болезненными, что если б я не присела над ведром, преодолевая отвращение, которое вызывала сама мысль об этом, то описалась бы. Все это время я прислушивалась, пытаясь уловить любой признак его возвращения. Даже в том отчаянном положении, в котором я находилась, мысль о том, что человек, намеревающийся меня убить, может застать меня испражняющейся, могла смутить такую дуру, как я… После этого я привела себя в порядок при помощи нескольких страниц газеты, подобранных с пола и, вероятно, для этой цели там и оставленных. Затем, в тщетной попытке избежать зловония, положила ту же газету на ведро в качестве крышки.

Я снова начала плакать и не останавливалась, пока, измученная и расстроенная, не поддалась сну.

Когда я проснулась, он снова был в комнате. Я не знала, который час, – пластиковый корпус моих часов треснул, стрелки больше не двигались, и я уже совсем потеряла счет времени. Однако голодные судороги в животе говорили о том, что я пробыла здесь очень долго. Я заметила, что ведро опорожнено и вымыто, а на полу, внутри кирпичной ограды, потрескивает костер. Дым немного щипал мне глаза, но тепло, распространяющееся по комнате, было тем, что надо.