Затем квестор взял Рикардо под руку и повел на пресс-конференцию, организованную в кратчайшие сроки, чтобы успокоить представителей СМИ, которые осаждали здание с тех пор, как стало известно о похищении. Сидя рядом с ворчливым Де Фалько, Меццанотте слушал, как шеф миланской полиции превозносит совместные усилия Мобильного отдела и «Полфера», приведшие к быстрому освобождению заложницы, как будто это была официальная операция, а не личная и несанкционированная инициатива полицейского, который даже не находился на службе. Когда пришла очередь инспектора взять микрофон, он ограничился несколькими словами по существу, умолчав о том, что, когда он выдвинул свою теорию о похищении, ему никто не поверил, и его даже отстранили от работы за неподчинение.

За все это время у него не было возможности провести ни одной минуты наедине с Лаурой. Он увидел ее в конце коридора, когда родители забирали ее. За мгновение до того, как исчезнуть в лифте, она повернулась к нему и послала воздушный поцелуй.

В течение всего времени допросов, затянувшихся до самой ночи, Меццанотте притопывал ногами по полу, пытаясь сохранить концентрацию, с нетерпением ожидая возвращения домой, чтобы разобраться с беспокойством, которое мучило его с того момента, как он прочитал на стене пещеры фамилию Кастрилло. Однако теперь, когда Рикардо наконец-то мог это сделать, он колебался. Застыв перед шкафом в своей спальне, он не мог заставить себя открыть его, твердя себе, что не стоит беспокоиться. Он должен провести простую проверку, которая ни к чему особому не приведет – нужно просто устранить сомнения, вот и всё. Почему же тогда его грызет мучительное чувство, что, открыв этот шкаф, он рискует открыть ящик Пандоры?

Это была просто фамилия, она ничего не значила. Простое совпадение. Какая связь может быть между ними? С другой стороны, это была совсем не обычная фамилия, вот почему она поразила его. За всю свою жизнь Рикардо встречал ее только один раз. И хорошо помнил, где именно. Увидев ее на камне, под рисунками, он мгновенно вспомнил все: боль от смерти отца, злость на неизвестного убийцу, вину за то, что не смог его найти…

Меццанотте не знал, чего боится больше: того, что может обнаружить, или того, что ничего не обнаружит. Но от этого беспокойства никуда не деться. Червяк внутри него не собирался прекращать грызть его, так что следовало собраться с силами и сделать это.

Его руки слегка дрожали, когда он, взявшись за ручки, распахнул дверцы шкафа. Коробки с документами по расследованию убийства комиссара Меццанотте лежали на верхней полке, тяжелые, как его нечистая совесть. Прошло по меньшей мере два года с тех пор, как Рикардо их открывал. Он никогда не признался бы в этом даже самому себе, но к тому времени он, как и все остальные, тоже сдался.