– Ты обнаглел? – Разозлившись, я подскочил к нему и, схватив за локоть здоровой руки, усадил вертикально. – Прекращай меня игнорить! Я, может, не меньше твоего расстроен. Может, мне тоже обидно, что ты каждую ночь сидел тут у меня над ухом, мышкой клацал, по клавишам стучал, спать мешал, а теперь все зря. Но это не я тебе руку сломал!

После моей вспышки Дятел немного отвис: захлопал глазами и скуксился:

– Извини меня, Никит, я не нарочно. Думаю, простит.

Отпустив его, я принялся одеваться.

– Так ты поедешь со мной?

– Нет, спасибо. – Он снова завалился на подушку. – Мне не до веселья.

– Блин! – Я опять его поднял и хорошенько придавил к стене, чтобы держался. – Не до веселья мне! Ты просто не знаешь, что вчера было! Нас всех чуть не убили! Даже Тифона. А Ярослава ранили. По-настоящему. Из пистолета. Макс вылез из окна с высоты третьего этажа. Но его все равно поймали.

– Как же ты убежал?

– В шкафу спрятался. В «Нарнии». Но я ничего не мог сделать, правда.

– Я знаю, Никит. Ты всегда делаешь все, что возможно. Ты очень хороший друг.

Он сказал это так, что я, застыв с носком в руках, ощутил вдруг совершенно обратное.

Позавтракав, я решил, что поеду к Насте и устрою сюрприз, встретив ее возле школы. Подожду, сколько потребуется, ей наверняка будет приятно. А тату сделаю к Новому году и преподнесу как подарок. Я хотел купить цветы, но вовремя сообразил, что они замерзнут.

По дороге мне предстояло придумать объяснительную речь для Насти, но вместо этого все время, пока шел до метро, отчего-то думал только о Дятле.

Как он собирался выручить всех, разломав экскаватором старый корпус, как пошел тайком за нами к фермерам и влез в драку Трифонова с Яровым, как помог сбежать ребятам от полиции по дороге в Капищено.

Ему очень хотелось быть полезным и нужным. Он так старался ради других!

Теперь же происходящее с ним пугало.

Обдуваемый теплым воздухом кондиционера, я остановился в подземном переходе на входе в метро и не знал, как поступить, чтобы было правильно.

В наушниках повисла непривычная тишина.

Тогда я подумал, что есть вещи, которые так или иначе возможно исправить, а некоторые случаются раз и навсегда. И с ними приходится потом жить, зная, что ты был способен все изменить, но сделал вид, будто тебя это не касается.