Папа вернулся из больницы, он здоров. Врачи говорят, беспокоиться не о чем, но папа думает иначе. Он говорит: не беспокой меня, Лотта, любое потрясение может стать для меня последним.

Я не верю ни на минуту: он всех нас переживет!

Он полон сил и убежден в важности своего места в этом мире.

Я очень сожалею, но должна кое-что тебе сообщить, сказала я. Присядь, если опасаешься за свое здоровье.

Он сел, но заговорил первым: чтоб ни слова об этом Собачнике (так он стал его называть), даже не вздумай.

Именно о нем я хочу поговорить, и ты меня выслушаешь. НЕТ, возразила я, когда он собрался меня перебить. Я часть этой семьи и хочу высказаться. Я с ним виделась, мы переписываемся. И продолжим переписываться, потому что мне нужно узнать! Узнать больше, понять, подойдет ли он. В этом ты мне не откажешь, да и выбора у тебя все равно нет, поскольку дело уже сделано!

Я выкрикнула эти слова, и мое сердце едва не разорвалось, ведь я никогда не говорила так страстно ни с кем, кроме своих сестер и Бренуэлла.

Я не стану слушать, взревел он, вскакивая на ноги (к черту здоровье).

Можешь возвышаться надо мной и смотреть на меня сверху вниз, но никогда больше твои желания не будут стоять выше того, чего хочется мне, при условии, что мои желания никому не навредят.

Они вредят мне! – воскликнул он. Ты причиняешь мне вред своим неуважением – не только к моей личности и здоровью, но и к нашей фамилии – подумать только, ты вступила в брак с каким-то секретарем!

Папа! Посмотри на меня! Что ты видишь? Красоту? Я же не красавица! Посмотри на мое лицо! Взгляни глазами мужчины! Ага, ты отводишь взгляд! Я ничем не привлекательна! Я слишком чувствительна, слишком ранима, недостаточно приспособлена к миру. Разве ты видишь перед собой богатую женщину? После погашения долгов Бренуэлла у меня почти ничего не осталось и нет никакой уверенности в том, что я еще что-нибудь заработаю своим творчеством (ведь моя работа, дорогая Нелл, приостановилась)! Когда тебя не станет – да, я говорю об этом вслух! – я останусь нищей! И кому я такая нужна?

Я практически выкрикнула эти слова, и он был так же не рад их услышать, как я была не рада их произносить, поскольку в результате я чуть не расплакалась, но все же сдержалась и набралась смелости, которую накапливала тридцать семь лет, и закричала.

Я способна на любовь! – воскликнула я. Меня не радует жизнь старой девы, я не хочу навсегда остаться наедине со своими воспоминаниями, ни о ком не заботясь и не познав любви. Ты же, папа, познал любовь! Может, уже и забыл – и тут, Нелл, я зашла дальше, чем следовало, – но она у тебя была. Разве ты желаешь лишить меня этого? Мистер Пятипенс любит меня, папа, любит всем сердцем! Он знает меня, знает меня домоседкой, знает меня беззащитной, видел меня настоящей, видел в горе и в радости, и мое поведение его ничуть не удивляет – он хочет всего этого! Он не мальчик, это не юношеское увлечение, и чувства его не мимолетны; он скрывал их в течение многих лет! Его любовь не пройдет – знаешь, что это значит? В чем в чем, а в этом он меня убедил, а разве неугасающая любовь, папа, не имеет никакой ценности?