Круглый плафон на потолке едва различимо мерцал белым пятном.

– Ну, чего теперь слезы лить? – холодно произносит мама, стоя с чемоданом в дверях. – Сама виновата. Думать раньше нужно было. Ты выбрала то, что хотела.

– Я ничего не выбирала.

– Нет, выбрала и поэтому остаешься с папой.

– Но ты же не можешь уехать без меня.

– Мы с тобой уже это обсуждали. И ты прекрасно знала, что так будет.

– Нет, не знала. Не знала. Ты не можешь уехать. Я же твоя дочка. Ты не можешь уехать без своей дочки.

Я бросаюсь к ней в ноги и обнимаю за колени.

– Сейчас же прекрати! Возьмите ее кто-нибудь! – кричит она в сторону.

– Мамочка, не уезжай, пожалуйста. Умоляю!

– Поживешь сама, без меня. Хорошенько подумаешь, и, когда поймешь, что поступила плохо, я вернусь за тобой.

– Но я ничего не делала!

– Микки, ты разбила мне сердце. Это очень плохой и эгоистичный поступок. Так могла поступить только девочка, которая никого не любит.

– Но я люблю тебя очень! – Каждое мое слово захлебывается в слезах, и из-за прерывающегося дыхания я не могу говорить, заикаюсь. Мне не хватает воздуха.

– Нет, не любишь. Ты не умеешь любить.

– Вот зачем ты ее доводишь? – из комнаты выходит папа и берет меня на руки. – Собралась – катись давай.

Мама разворачивается и открывает дверь.

– Не уходи. Забери меня с собой! – Я вырываюсь и брыкаюсь, но папа держит крепко.

– Исправишься – заберу. – Мама посылает мне воздушный поцелуй и исчезает навсегда.

Яна принесла поднос с завтраком: две маковые булочки, сыр, масло, кусочек бекона и яичница, в чашке дымящийся чай. Кормили тут хорошо.