– Спасибо! – Я посмотрела на Липатова. – Ты мне очень помог. Я теперь хотя бы поняла, что там случилось. А как Светке удалось расправиться с Надей, уже совершенно неважно. Главное, что никто из наших тут ни при чем.

Пришла мама, она ездила к нотариусу. Поздоровалась с ребятами, после чего принюхалась и скривилась.

– Чем это у вас тут воняет?

Мы тоже принюхались, но ничего не почувствовали. Лиза с Липой пожали плечами, но мама уже увидела у них в руках пакетик с картошкой и, брезгливо передернувшись, исчезла на кухне.

– Мы пойдем, – сказала Лиза, – поправляйся. И включи телефон. Меня твой Томаш достал.

– А чего он?

– Про тебя спрашивает, говорит, твоя мама ни его, ни Бэзила не пускает.

– Нет настроения общаться.

– Это я понимаю, – на прощание Лиза ободряюще потрясла мою руку, – когда мне было плохо, я тоже никого не хотела видеть. Потом пройдет.

Трудно сказать, почему сцена в туалете, которую закатила Надя, на меня так подействовала. Вероятно, копившееся долгие годы чувство вины перед мамой требовало выхода, и подсознание просто воспользовалось образом Нади, пытаясь предостеречь меня от саморазрушения.

Когда все успокоилось и я поняла, что предавать меня никто не собирался и к случившемуся с Надей по большому счету близкие не имели отношения, все мои подозрения и страхи стали выглядеть параноидально и глупо. Неудивительно, что другим я казалась зацикленной и одержимой. Объективно говоря, я действительно была не в себе.

Однако то, что мы с Сеней и Лизой так спокойно обсудили страшную Липину историю, обнадеживало. Я уже могла говорить и думать об этом без лишних эмоций и домыслов. Конечно, у меня оставалось еще много вопросов, особенно о том, что касалось моего принудительного заключения в «Пуговицах», но мама клялась, что ничего об этом не знала. Когда она приехала и не обнаружила меня дома, отправилась в школу, а там Ольга Олеговна посоветовала ей позвонить директрисе. Тамара Андреевна рассказала, что у меня была затянувшаяся депрессия, навязчивые состояния и апатия, из-за которых Кощею пришлось отправить меня на пару недель в пансионат.

Мама решила меня не «травмировать», ничего не рассказывать про Кощея и оставила в «Пуговицах», где в общей сложности я провела почти неделю. А когда Тамаре Андреевне позвонили и сообщили, что я сбежала и состояние у меня очень «нестабильное», она моментально поставила на уши всех, включая моего отца, который в тот момент находился в Казахстане и должен был подыграть мне так, чтобы не спугнуть. Все считали, что я собираюсь покончить с собой.