– Ты уезжаешь? – сразу догадалась я, хотя она была не накрашена и в домашнем.

– Машенька, пожалуйста, – она мялась, как ребенок, получивший двойку, – мне правда очень нужно. У меня же там работа, не хочу ее потерять.

– Я понимаю. Когда самолет?

– В три часа.

– Ты не предупредила, что сегодня.

– Я не знала. Вчера поздно вечером письмо пришло, что нужно срочно вернуться.

Но по бегающим глазам было видно, что знала и, скорее всего, давно.

– А как же я? – спросила я без капли драматизма. Было интересно, что она насочиняет.

Сколько мама была в Москве, она избегала меня и как будто боялась. Вероятно, полагая, будто я снова стану рыдать и выпрашивать ее любовь. Но я не собиралась. Приступ жалкой детской слабости прошел. Остался лишь стыд, что я так валялась у нее в ногах. И пусть маленькая девочка внутри меня по-прежнему любила ее и побежала бы за ней хоть на край света, чувство вины отступило, а вместе с ним новая, взрослая я, как бы горько это ни было, теперь все понимала. Просто голубое небо для нее было важнее. Важнее папы, меня, всего, что нас связывало.

Так бывает. Может, этот Люк пришел и спас маму из разрушающего ее мира? Кому, как не мне, такое понять? Но я-то всегда думала, что никого не люблю. Значит, она тоже нас не любила. А с этим уже ничего не поделаешь.

– Слушай! – Мама подошла к моему дивану, но не присела. – Ты тут побудешь немножко одна, хорошо? Хотя бы пару месяцев. Сможешь?

– А что, у меня есть варианты?

– Я поговорила с Тамарой Андреевной. Она обещала тебе во всем помогать. Деньги я буду переводить. Папа тоже. Весной сдашь ЕГЭ и… – Она замялась. – Если захочешь, сможешь переехать к нам.

– ЕГЭ через шесть месяцев.

– Но ты же согласна, что нужно окончить школу?

– Ты мне когда-то сказала, что я разбила тебе сердце и сама во всем виновата, что я плохая и никого не могу любить. И я поверила. А как по-другому? Ты же была моей мамой, и я во всем тебе верила. Но ты меня обманула. Вот как сейчас обманываешь. И пусть я, возможно, плохая, но я умею любить, и я ни в чем не виновата. Тебе просто было так легче меня бросить. И я всегда жила с уверенностью, что заслужила этот окружающий меня дестрой. А сейчас вижу, что дестрой – это ты и есть.

– Не понимаю, о чем ты! – Мама поджала губы и, глубоко вдохнув, приготовилась защищаться.

– О том, что можешь не волноваться. Я никогда к вам не перееду. Ни через два месяца, ни через шесть. Там, в торговом центре, я была не в себе. Думаешь, я не понимаю, почему ты сказала про два месяца? Потому что в феврале мне будет восемнадцать и ты больше не обязана будешь за меня отвечать.