— Юная леди, что это вы тут делаете? — строго спросил он. Я испугалась.

— Я пришла посмотреть на маму, — сказала я, развернулась и побежала назад по коридору.

— Эй-эй! — крикнул он. — И где же твоя мама?

Этого я не знала. Я свернула за угол и оказалась в каком-то захламленном помещении. Рядом с горой составленных друг на друга деревянных стульев стояли черные коробки, а на коробках стояли три тролля. Это были ненастоящие тролли, но я все равно не решилась пройти мимо них, а возвращаться назад к пожарному мне тоже не хотелось. Так что я осталась на месте. Из темноты на меня таращились тролли со зловещими ухмылками, и я тихонько заплакала. Так я простояла до тех пор, пока меня из-за единственной двери в помещении вдруг не позвала мама. Она ворвалась ко мне в ярко-синем халате, с ярко накрашенными красными губами и глазами, густо подведенными черным.

— Вот ты где! — сказала она. — С чего ты вздумала прятаться? Пойдем скорее, мы уже начинаем!

Мне выделили место в первом ряду. Мягкое красное бархатное кресло было таким роскошным, что я решила не садиться на подушку, которую дала мне мама, а положила ее на колени и обняла обеими руками, как плюшевую игрушку.

Огни в зале погасли, занавес открылся, спектакль начался. У одного из актеров, которому я пожимала руку, лицо было в черном гриме, а уши — с длинными острыми кончиками. Это был Мефистофель. Другой, менее известный актер играл Бога. Он был в блестящем костюме, чем-то похожем на мой диско-наряд, только он был не в шортах, а в брюках, и не розовых, а белых. Мефистофель рычал и кудахтал. Тут появился профессор Фауст, другой известный актер, который так гоготал надо мной. На сцене он в основном орал. Время от времени к ним выходила какая-то женщина, которая визжала так громко и пронзительно, что приходилось закрывать уши руками и от стыда прятать лицо в подушку. Фауст с восторгом смотрел на визжащую женщину. Дьяволу она тоже нравилась. Я этого не понимала, потому что моя мама была намного красивее. Но она должна была выйти позже. Я не знала точно, когда именно. В программке ее имя стояло в списке имен после слова «шлюхи». Моя мама ужасно радовалась этой роли, это была ее первая роль после моего рождения. До того, как я появилась на свет, она сыграла в нескольких пьесах и телесериалах, и тогда ее даже узнавали на улице. Но теперь уже нет.

«Я должна постараться, — повторяла она все время. — Если я сейчас не смогу обратить на себя внимание, этого уже никогда не случится. Тогда мне лучше умереть». Вообще-то она довольно часто это говорила — что хочет умереть. Накануне премьеры она бродила по дому как привидение. Я никогда еще не видела ее настолько не сияющей.