Курит в замке только владелец – старенький граф, когда изредка наведывается.
Мне живо вспомнился такой же фарфоровый старичок – отпрыск обездоленного революцией знатного русского рода, князь Г. Он, вероятно, для придания всему почину аристократического лоска участвовал в довольно фантасмагорической литературной гастроли. Предводитель поездки, обрюзгший комсомолец хорошо за пятьдесят, с особым сладострастием выговаривал “Ваше сиятельство”, распахивая перед высоким парижским гостем дверцу видавшего виды “Мерседеса”. Князь, казалось, не проронил ни слова за всю фестивальную неделю, но на прощальном банкете требовательно постучал черенком вилки о бутылочное горло, добился тишины, встал, приосанился и произнес:
Повеяло штабной рутиной позиционной войны. Впрочем, я, как водится, зарапортовался.
14 августа. Еще новенький, вернее, муж одной из здешних писательниц, американки. Он итальянец, которого в десять лет родители увезли в Америку. Узнав, что я русский, гость обнаружил удивительную даже для соотечественника начитанность и внимание к прочитанному: вспомнил из “Хаджи-Мурата”, как солдат курит, вырыв ямку в земле и продев в нее чубук.
16 августа. Перуджа отложена. Вместо этого ходили с
Ann Quartucci (1875–1949) Luigi Benedetto (1845–1937)
Рядом – свежие цветы в стеклянной вазе, обложенной для устойчивости кирпичами.
Вечером (поскольку воскресенье и кухня выходная) большинство насельников ушли в ресторан в Умбертиде, а мы с
18 августа. Вчера ездили в Ассизи. Я был там с Вайлем тринадцать лет назад. По словам