Она неуверенно просочилась сквозь полуприкрытую дверь, я вылез из-за тумбочки и взглянул в мерцающие глаза. В зрачках огни свечей плясали поверх пламени ярости, азарта, отторжения и восторга. Мы ничего друг другу так и не сказали, обнялись и страстно поцеловались. Кончиками пальцев гладя за плечи, кисти, колени, спину и бедра, мы упали в кровать и замолкли. Прошло полчаса, мы растворились в тишине, не двигаясь, и только тонули в глазах напротив, читая любовь, ненависть и снова любовь. Никогда я не видел ничьи глаза так близко и так долго. Три недели назад мы не замечали, как продрогли ночью у реки, а сейчас забыли, что томились в духоте и жаре. Свечи вальсировали светом по стенам и потолку дома, а по нашим телам тек пот, отчего они прислонялись еще крепче. Любовь была больше нас, она заполняла всю кровать, потолок, всю бочку и лилась дальше по Волге. Мы пили души друг друга всю ночь, а на рассвете пустили лепестки роз по реке и расстались.
После возвращения в Москву ни мне, ни моим знакомым не удалось узнать меня. Мама, отправившая оздоравливаться на базу отдыха на четыре дня, недоумевала, чем можно было там заниматься три недели. Я принялся собирать разорванное на клочки сознание вновь.
Через три дня мы обговорили со знакомой, чтобы она позвала ее на прогулку, а вместо подруги пришел я. Запрыгнул в электричку, убежал от контролеров, выпил лимонада с работягами в комбинезонах и ступил на платформу ее города. Она стояла спиной и ждала поезд в противоположную сторону. Я подбежал сзади и прикрыл руками ее тонкие ресницы. Эти две секунды, что она поворачивалась, ничего не видя, длились дольше прошлых трех дней. Ее открытый рот должен был сказать: «Какого хрена здесь творится», но ошеломление не позволило. Нам потребовалось три часа, чтобы вернуть открытость. Сидя в лесу у реки, мы рассказали все догола — свои страхи, болезни, комплексы, мечты, мысли о смерти. В этом заключается одно из таинств любви — отдать не тело, но душу, не боясь неизбежного растерзанья. Ей часто звонили, она отходила и выпаливала, что снова зовут домой. В конце концов я проводил ее до двери, опоздал на последнюю электричку в Москву и поехал в противоположную сторону до конечной. Там забрался в случайный дом, где мирно переночевал.
Это был поцелуй длиною в век. Пока он тек, мы прожили отдельную жизнь, занимались любовью, злобой, нежностью, вместе гуляли, работали и спали, а после постарели и погибли.
Это был поцелуй длиною в век. Пока он тек, мы прожили отдельную жизнь, занимались любовью, злобой, нежностью, вместе гуляли, работали и спали, а после постарели и погибли.